Черные мантии против белых халатов

Женщина в белом халате бегает по городу с огромным шприцем и насильно берет пункции костного мозга у подвернувшихся прохожих. Видимо, примерно так представляла себе судья опасность для общества врача-гематолога Елены Мисюриной, отправляя ее на два года за решетку. Хотя даже прокурор просил условный срок.

Конечно, судья — не робот, и, возможно, в ее жизни были неприятные встречи с медиками, как у многих из нас. Но, в первую очередь, она — судья, а значит должна непредвзято и добросовестно оценивать все свидетельства по делу. Однако в деле Мисюриной женщина в черной мантии почему-то отвергла мнения экспертов стороны защиты (профессионалов с мировыми именами) как «противоречащие другим заключениям». По сути, не имея медицинского образования, взяла на себя смелость решить, кто из экспертов говорит правду, а кто врет.

А если она ошиблась? Ведь на кону — судьба человека, его здоровье и жизнь: в наших СИЗО и тюрьмах, как известно, не санаторий.

И почему врачебные ошибки сегодня решили приравнять к уголовному преступлению, а ошибки следствия и суда — нет? Я вот не могу припомнить ни одного случая, когда следователь или судья понесли уголовное наказание за свое решение, хотя даже по закону больших чисел при нынешнем количестве обвинительных приговоров в стране (сегодня их почти 100%) ошибок просто не может не быть. Вспомнить хотя бы десятки случаев задержаний граждан на митингах, когда судьи, заявляя, что «не имеют причин не верить показаниям сотрудников полиции», и часто пренебрегая всеми прочими аргументами и свидетельствами, включая видеозаписи, без долгих раздумий выносят обвинительные приговоры.

Может, люди в черных мантиях потому с такой легкостью и решают чужие судьбы, что чувствуют за своей спиной всю мощь государственной машины? В деле Елены Мисюриной это проявилось особенно ярко. Как только сомнения в правосудности приговора высказали десятки тысяч профессиональных врачей, включая академиков с мировыми именами, официальный представитель СК Светлана Петренко выступила с заявлением. «Вызывает крайнее удивление, когда приговор суда медицинскому работнику берутся комментировать другие люди, в том числе из сферы медицины, даже не будучи ознакомленными с материалами конкретного уголовного дела, по сути подвергая сомнению компетенцию своих же коллег, дававших экспертное заключение по этому делу», — отметила она.

По сути Следственный комитет официально заявил гражданам: нам виднее, кто виноват, а кто нет, у нас есть свои эксперты, а вы не суйтесь тут со своим общественным мнением. И даже привел статистику, из которой стало ясно, что дело Мисюриной — не случайность, а скорее закономерность.

«Граждане очень часто сообщают нам о врачебных ошибках, но далеко не в каждом случае речь идет о преступлении. Мы тщательно проверяем любое обращение, но лишь в каждом третьем случае возбуждается уголовное дело. Например, в 2017 году в СК России поступило 6050 сообщений о таких преступлениях, и по результатам их рассмотрения возбуждено 1791 уголовное дело», — сказала Петренко.

Только вдумайтесь. Получается, «в каждом третьем случае» было возбуждено дело против врачей. 1791 дело за год. 1791 судьба. И кто может дать гарантию, что эти «дела врачей» были расследованы более тщательно, чем дело гематолога Мисюриной?

Представитель СК уверяет, что «выводы следствия и суда базируются на мнении независимых экспертов, высказанных в ходе проведения нескольких экспертиз, поэтому никакой негативной тенденции, связанной с привлечением к уголовной ответственности врачей, нет и быть не может».

Хотелось бы верить, но, на мой взгляд, именно здесь кроется самая большая проблема. Дело Мисюриной получило такую широкую поддержку со стороны профессионального сообщества в том числе и потому, что в России до сих пор не решен вопрос правовой квалификации врачебных ошибок. Да, врач, как и любой человек, не застрахован от неверных решений. Но застрахованы ли от них эксперты, привлекаемые следствием? И можно ли классифицировать врачебную ошибку как умышленное нанесение вреда здоровью, что фактически произошло в деле Мисюриной?

По мнению многих уважаемых врачей, с которыми я говорила на эту тему, в стране сегодня нет ни четкой законодательной базы, ни компетентного экспертного сообщества, которое могло бы стать независимым арбитром по таким делам. А вот самих дел, судя по цифрам СК, уже хватает.

Мало того, экспертами сегодня часто становятся люди, которые не состоялись в профессии — в итоге двоечники выносят вердикт отличникам. Причем это касается далеко не только медиков. После введения в УК новых статей по экстремизму и росту уголовных дел по этим статьям расплодилось гигантское количество филологов, психологов, культурологов, лингвистов и т. д., которые штампуют экспертные заключения направо и налево.

По словам председателя Гильдии лингвистов-экспертов Михаила Горбаневского, время высококвалифицированных специалистов стоит дорого. Да и итог их работы неочевиден. А следствие обычно хочет получить требуемый результат быстро и дешево — оно ограничено процессуальными сроками и располагает маленьким бюджетом. Куда проще завести карманных экспертов, которые за небольшую прибавку к окладу могут подвести «научную» базу под все вопросы следствия.

И на этот спрос тут же нашлось предложение — чего-чего, а недоучек с дипломами в стране хватает. В итоге вкусовщина, некомпетентность и просто глупость, обрамленная «научными» терминами, может не только перечеркнуть чей-то многолетний труд, но и лечь в основу уголовного наказания.

К чему это приведет, предсказать нетрудно. При таком «экспертном» подходе посадить вскоре можно будет практически любого человека. А некоторые профессии станут особо «токсичными». Уже сейчас медики, наблюдающие за «делом врачей», начинают задумываться, стоит ли тратить десять лет на учебу, потом работать круглые сутки за весьма скромную зарплату, да еще все время ходить под дамокловым мечом, когда жалобы пациента или его родственников в СК могут поставить крест не только на карьере, но и на свободе.

«Врачей уже загнали окончательно, врач всем должен, но он сам никак не защищен. Ведь любая манипуляция влияет на состояние пациента, это всегда риск — тогда вообще лучше ничего не делать, не оперировать. Мы должны улыбаться, заполнять тонну бумаг, а прав никаких нет, даже права на защиту. Я серьезно думаю, буду ли заниматься медициной в дальнейшем», — пишет в своем письме из СИЗО Елена Мисюрина.

И ее легко понять.

Куда труднее понять следователей и судей, которые сами в любой момент могут оказаться пациентами. Поможет ли им тогда запуганный врач, который предпочтет, от греха подальше, просто воздержаться от сложных медицинских процедур, чтобы не попасть в статистику СК о «врачебных ошибках»?

Возможно, опасность ситуации осознали в прокуратуре — и потому сегодня попросили отменить приговор Мисюриной.

Виктория Волошина