Россия — как Трансильвания с Гоголем

В советское время существовала печальная шутка, что СССР — это не более чем Верхняя Вольта с ракетами. То есть живем мы как африканцы, но при этом обладаем ядерной мощью, способной уничтожить все вокруг. Кинематографическая трилогия о молодых годах великого русского писателя, последняя часть которой сегодня вышла на экраны, представляет Россию как своеобразную Трансильванию с Гоголем. Именно Россию, а не Украину, поскольку львиная доля зрителей вряд ли знает, где находится Диканька.

Прекрасной загадочной страной с колдунами, вампирами, ведьмами и прочими нестандартными приключениями для туристов-экстремалов в последнее время принято считать Румынию, где находится родина графа Дракулы — Трансильвания. При всем уважении к румынам надо признать, что если бы не Дракула, число жителей нашей планеты, знающих о существовании этой страны, было бы в два-три раза меньше.

С Россией дела обстоят получше. Про ее существование знают обычно даже те, кто не отличает Ливию от Боливии и Словению от Словакии. Но одно дело — знать, другое — по-настоящему интересоваться загадочной русской душой.

Эту самую душу в свое время вывел на «мировой рынок диковинок» Достоевский. Благодаря чему популярность России в Европе резко возросла. Беда лишь в том, что Федор Михайлович в своих романах был предельно серьезен, и когда серьезные читатели его трудов приезжали к нам в поисках князей Мышкиных и братьев Карамазовых, то с удивлением не обнаруживали ничего подобного. Страна как страна. Разве что бесов побольше, чем у соседей.

Достоевский честно трудился как отечественный производитель мифов, за что мы его и любим. Создатели трилогии о Гоголе предложили в духе сложившихся за последние годы тенденций некое импортозамещение. Не русский оригинальный продукт, как у Федора Михайловича, а что-то вроде суррогата «Пиратов Карибского моря», «Ван Хельсинга» и «Девятых врат», снятое на отечественном материале. Как сказал бы по этому поводу Коровьев — герой еще одного яркого отечественного мифа, — «свистнуто, не спорю, но если говорить беспристрастно, то свистнуто очень средне».

Фильм получился примерно как сырный продукт на пальмовом масле вместо пармезана. Чтобы его съесть, надо очень сильно проголодаться. Или, точнее, надо глубоко проникнуться гоголевским духом, чтобы показанное на экране зрелище всерьез затянуло. Лично меня затягивало лишь в эпизодах, где играл Олег Меньшиков. Другие актеры, добросовестно зачитывавшие написанный для них текст, производили двойственное впечатление. Сыграно. Не спорю. Но сыграно довольно средне.

Возможно, если бы этот тягомотный сериал урезали до полутора часов, то вышло бы неплохо. Последние три минуты, кстати, откровенно хороши. Но как непросто дотянуть до этих минут!

Кто-то, конечно, скажет, что я старею и просто не понимаю фильм, снятый молодым режиссером с молодыми артистами. Может, и так. О вкусах не спорят, и если кому-то такое импортозамещение нравится, значит проект себя оправдал. Замечу, правда, что в «Пиратах», «Ван Хельсинге» и «Девятых вратах» все сделано на гораздо более высоком уровне. От интриги до игры актеров — как Джонни Деппа и Хью Джекмана, так и персонажей второго плана, включая разнообразную нечисть.

Бог с ней, впрочем, с нечистью. Вернемся к мифу о России. Любопытно, что в этом, казалось бы, весьма необычном деле, как и в экономике, по-настоящему эффективно не импортозамещение, а производство оригинального продукта, который ни одна другая страна выпустить не может. И такой продукт в нашем пореформенном кинематографе есть. Это фильм «Особенности национальной охоты» (1995 г.; режиссер — Александр Рогожкин).

Там нет никакой трансильванщины, никаких летающих ведьм и мрачных всадников. В основе фильма три русских символа — водка, баня и медведь. Со специфическим пореформенным дополнением — генералом с сигарой, коровой в бомбардировщике и медитирующим лесником. В общем, глобализация, либерализация, смесь культур и обычаев, доходящая до нелепости, но, по большому счету, точно отражающая тот хаос в жизни и в мозгах, который неожиданно воцарился в России девяностых.

Где еще это можно себе представить? Ни в Румынии, ни в Польше, ни в Эстонии, ни в одной другой стране, вырвавшейся из-за железного занавеса и привыкающей к новой жизни, нельзя вообразить подобные особенности национальной охоты. А в России — можно. В России неудачливой, но в то же время неунывающей. Вооруженной до зубов, но добродушной. Безалаберной, но обладающей при этом уникальной способностью адаптироваться к любым возникающим по ходу перемен трудностям.

Ведь что такое наши «лихие девяностые»? Никто тогда толком не понимал, что происходило вокруг, но все крутились как могли и старались радоваться тому, что есть. Никто ничего не умел, но все постепенно встраивались в рынок. Кругом были сплошные опасности, но все как-то вдруг образовывалось. Россия жила, поскольку хотела жить и имела, слава Богу, большую жизненную силу.

Вся эта удивительная атмосфера передана в «Особенностях национальной охоты». Потому и смотрится фильм невероятно легко. И позитивно воспринимается миллионами зрителей — от «кузьмичей» до «генералов». Как ни странно, мы все, так или иначе, находим себя в этой невероятной охоте, столь не похожей на дворянскую охоту прошлых веков, проносящуюся временами по экрану.

Можно ли придумать лучший символ нашей жизни в девяностые, чем несчастная корова в бомболюке? «Жить захочешь — не так раскорячишься». Сколько раз, казалось, мы должны были уже погибнуть! Не от путча, так от дефолта. Не от инфляции, так от стабилизации. Не от красного пояса, так от черного вторника. И ничего — живы. Раскорячились, зацепились за жизненное пространство, десять раз обделались, но уцелели и даже попаслись на травке, выросшей благодаря щедрым нефтегазовым удобрениям в «благословенные нулевые».

Конечно, «Особенности…» — это миф. Хоть и узнаем мы себя во всех непутевых охотниках от Райво до Левы, но понимаем, что реальная жизнь намного сложнее. И тем не менее… Есть в этом фильме гениальная сцена, которую я бы отнес к числу лучших, снятых за всю историю советско-российского кинематографа. Подходит к мирно отдыхающим охотникам внезапно протрезвевший, до предела трагический русский человек Лева Соловейчик и с траурным лицом вопрошает: «Все пьете и пьете, пьете и пьете. Думаете, что кончилась Россия? Вот вам», — и демонстрирует всем по очереди большую-пребольшую фигу.

Россия не кончилась. И не кончится. Как бы смешно мы сегодня ни выглядели со стороны. Раскорячившиеся. Надувшиеся от гордости. Порой до смешного озлобленные на соседей. Но при этом вкалывающие помаленьку и меняющие потихоньку свою страну в лучшую сторону.

Россия — это ведь водка, медведь, баня… И еще нечто важное, что мы всегда ощущаем, но редко можем передать словами. Даже в серьезной статье.

Дмитрий Травин