Posted 12 июля 2019,, 16:23

Published 12 июля 2019,, 16:23

Modified 31 января, 23:18

Updated 31 января, 23:18

Нынешний застой — рекордный в истории России

12 июля 2019, 16:23
Сергей Шелин
Уровень жизни в нашей державе падал в прошлом гораздо круче, чем сейчас. Но такой долгой хозяйственной стагнации страна не видела еще ни разу.

Разговоры о «потерянном десятилетии» надо признать устаревшими. Потеряно больше. Застой в российском хозяйстве, отсчет которого обычно ведут с середины 2008-го, когда ВВП достиг пика, длится уже одиннадцать лет — и конца ему не видно. Сегодня величина экономики нашей державы больше той, давнишней, всего процентов на пять. И то если верить статистике.

С жизненным уровнем граждан дела вроде бы обстоят чуть лучше. Реальные располагаемые доходы населения, по подсчетам Росстата, даже и сейчас процентов на десять выше, чем в 2008-м. Хотя не каждый с этим согласится.

Но сам факт экономической стагнации является общепризнанным, в том числе и в верхах.

Самое время сделать следующий шаг и зафиксировать рекорд. Российская история до сих пор не знала хозяйственного застоя такой продолжительности. Мы, россияне XXI века, можем начать гордиться еще и этой скрепой.

Если не заглядывать в совсем уж далекое и экономически неисследованное прошлое, то со времен отмены крепостного права наша империя специализировалась больше на грандиозных материальных падениях и взлетах, чем на скромном отсутствии того и другого.

Первые три десятка лет после 1861-го не были временем расцвета экономики. Мысль, будто крестьянская реформа состояла из одних удобств да еще и была нацелена на быстрое развитие, ошибочна. Материальная плата за упразднение рабства, большая часть которой легла на бывших крепостных, превращенных во «временнообязанных», оказалась довольно высокой. Но назвать эти годы экономически застойными все же нельзя.

Однако по-настоящему наверстывать отставание Россия стала только с начала 1890-х, когда пришло время для реформ Сергея Витте. Он был первым, кто без оговорок провозгласил строительство капитализма. Новый реформаторский поворот, как и все предыдущие и последующие, обошелся недешево, однако в нацеленности на усиление державы ему было не отказать. Твердая валюта, первое в истории открытие страны для иностранных инвесторов, массированные госинвестиции в инфраструктуру, протекционизм (не особенно тогда радикальный), стремительный рост госрасходов, обеспечиваемый внутренними и внешними долгами и доходами от продажи водки. Формула процветания была, скажем так, неоднозначна, но оно, безусловно, имело место.

Правда, в 1900-м — 1908-м циклический кризис его прервал. Эту девятилетку вполне можно назвать застоем. В хозяйственном смысле, конечно. Политика в те годы была очень живой.

Затем расцвет возобновился, и последние пять лет до Первой мировой войны были ничуть не хуже самых успешных советских пятилеток, сопровождаясь к тому же ростом народного благосостояния, пусть не стремительным и очень неравномерным.

Финальные годы царизма принято изображать как экономическую идиллию, упуская, что в 1913-м Россия была первой в мире не только по экспорту зерна, но и по военным расходам, рядом с которыми траты на образование, медицину и благоустройство выглядели просто смешно. Не говоря о том, что тем, кто финансировал процветание — вкладчикам государственных сберкасс и приобретателям гособлигаций (вопреки легенде, россияне потратили на них куда больше, чем иностранцы), — вскоре предстояло остаться на бобах. Традиция конфисковывать накопления граждан и аннулировать гособязательства перед ними родилась у нас не вчера.

При всем этом предсоветская Российская империя успела стать среднеразвитой державой. Революционный переход от капитализма к социализму лишил ее этого статуса, который очень дорогой ценой был возвращен лишь гораздо позже, накануне войны с Гитлером.

Первые советские тридцать лет похожи на что угодно, но только не на застой.

А с 1948-го начался единственный за советскую эпоху период расцвета, частью плодов которого режим поделился с рядовыми гражданами. Перед этим, следуя традиции, конечно, провели конфискационную денежную реформу. Но затем начался стремительный рост, который вначале конвертировался в основном в гонку вооружений, однако после смерти Сталина был повернут к рядовым людям.

На рубеже 1960-х хрущевские импровизации остановили этот расцвет — за очередные затеи начальства народу, как обычно, пришлось щедро заплатить. Но несколько лет спустя хозяйственный подъем частично восстановился и окончательно сошел на нет только в 1970-е. В материальном смысле это были самые благополучные четверть века в нашем XX столетии. Пусть даже мечты о превращении в высокоразвитую державу опять оказались фантазиями.

То, что принято называть брежневским застоем, длилось лет десять, с середины 1970-х до середины 1980-х. Экономика почти перестала расти, хотя советская статистика и рапортовала о каких-то процентах. Реальный уровень жизни тоже стагнировал, а с начала 1980-х, видимо, уже поехал вниз. Зато гонка вооружений вышла на очередной пик. Именно этот застой до недавнего времени считался у нас эталонным.

Потом были Перестройка и переход ко второму российскому капитализму. Как бы его ни кляли, цена этого перехода была несравнимо меньше, чем за ленинско-сталинский скачок в социализм.

Но накопления людей опять сгорели, а реальные доходы к концу 1990-х, как считается, упали вдвое. Разумеется, и экономическая среднеразвитость державы тоже была поставлена под вопрос.

Потом начался легендарный путинский расцвет, стартовавший, впрочем, еще до Путина. Экономический рост возобновился через считанные месяцы после дефолта, примерно к началу 1999-го, а полгода спустя пошел вверх и уровень жизни. За девять лет, до середины 2008-го, реальные располагаемые доходы увеличились в два с лишним раза. Это был скачок, сопоставимый с тем, что произошло в 1950-е — 1960-е. А других прецедентов такого мощного подъема благополучия российская история и вовсе не знала.

Среднеразвитость страны была заново подтверждена и даже почти превзойдена. Не единственная, но одна из главных причин прочности путинского режима — в памяти об этом материальном чуде. То, что оно сопровождалось архаизацией и окостенением новообретенного капитализма, замечали немногие.

В 2008-м архаизация сработала, и с тех пор у нас застой, незаметно превзошедший брежневский и при этом воспроизводящий многие приметы его позднего этапа: гонку вооружений, упразднение разрядки, дополнительное завинчивание гаек.

Но надо ли удивляться, что на фоне приключений нашего прошлого, впечатанного если не в мозги, то в сердца людей, стагнация по-путински была принята массами почти как благо. Поэтому ей рекордно долго удавалось преподносить себя не как проблему, а наоборот — чуть ли не как решение исконных российских проблем.

Однако у всякого блефа есть свой срок годности. Вышел он и у стагнации-XXI. Тянуться она еще может, но благом люди ее больше не считают и считать не будут.

Сергей Шелин