Posted 11 декабря 2018,, 18:37

Published 11 декабря 2018,, 18:37

Modified 31 января, 21:36

Updated 31 января, 21:36

Она умела разговаривать с властью независимо и твердо

11 декабря 2018, 18:37
В столичном Домжуре простились со старейшей российской правозащитницей Людмилой Алексеевой.

Прощание с выдающейся правозащитницей Людмилой Алексеевой было не чтобы омрачено — «омрачают» все же не так. И не то, чтобы «скомкано», хотя это уже несколько ближе к истине. Не то, чтобы «случился конфуз» или «возникла неудобная ситуация», хотя мелких неудобств возникло довольно много. Все проходило «по духу времени и вкусу», а с учетом особенностей последних лет, именно так и должно было случиться.

В условиях постепенного ужесточения власти, глава российского государства Владимир Путин не раз демонстрировал уважение к старейшей защитнице прав человека — у всей неравнодушной общественности на памяти президентский визит на 90-летие Людмилы Михайловны летом прошлого года.

Взаимное уважение между оппонентами — всегда хорошо. И пожелание президента почтить ее память само по себе не вызвало удивления. Не так хорошо, однако, было то, что созрело высочайшее решение, и объявили о нем, что называется, «накануне вечером». В СМИ прошла информация, что пускать на церемонию прощания будут только прошедших аккредитации ФСО. В редакциях началась чехарда и свистопляска со срочным заполнением анкет.

Кроме того, прощание было назначено в Центральном доме журналистов. Не в том дело, «чей Дом» — но зал очень маленький. Домжур — вообще, небольшое по московским меркам здание с несколькими камерными зальчиками. Объявление же о посещении первого лица волей-неволей увеличивает число визитеров, особенно из СМИ. Уж предоставили бы тогда, что ли, зал побольше, раз «камерной обстановки» не получается.

И все это — «на фоне» известия о том, что суд не разрешил почтенному 77-летнему лидеру движения «За права человека» и многолетнему соратнику его главы Льву Пономареву прервать административный арест, под который он угодил за перепост, в котором был усмотрен призыв к массовой акции, и проститься с Людмилой Алексеевой. Судья заявил, что Алексеева не является близким человеком Пономареву. Мало того: была кем-то высказана версия, что Пономарева-то и не отпустили «из-за Путина», опасаясь, как бы он чего-нибудь не крикнул в адрес президента…

Само по себе такое опасение — конечно, бредовое: Лев Пономарев — спокойный волевой человек с огромным опытом общения с любыми представителями власти, ни в каких буйствах не замеченный. А вот поручиться, что такое опасение не возникло в чиновных головах, конечно, нельзя. История с Пономаревым — вообще сильный удар по авторитету власти. Ощущение унижения было у многих демократов, и почтения к главе государства это уж точно не прибавило.

С девяти утра у задней двери Домжура в Калашном переулке выстроилась огромная, как в мавзолей, очередь хмурых и злых журналистов. Рядом кучковались «отказники», которых не оказалось в списках ФСО. Ближе к десяти вышел очень вежливый сотрудник ФСО и сообщил, что строгости касаются только телекамер, а «пишущие» могут спокойно пройти со всей публикой.

Очередь к парадному подъезду Домжура двигалась уже быстро. Вместе со всеми стоял глава Счетной палаты, экс-министр финансов Алексей Кудрин, мимо которого пробежал без очереди председатель Совета по правам человека при президенте РФ Михаил Федотов. На входе у всех все-таки проверяли документы (и у кого-то их, конечно, не оказалось).

В самом же зале оставались даже свободные стулья, поскольку телеоператоры должны стоять, и тесно было как раз телевизионщикам. На сцене перемешались правозащитники с высокими сановниками: например, в почетном карауле стоял первый замглавы администрации президента Сергей Кириенко. Над всеми возвышалась не фотография, а большой и довольно талантливый живописный портрет Алексеевой, скрестившей руки на груди и воздевшей очи горе.

Два с половиной часа прошли в молчании, только играла траурная музыка и сменялись правозащитники с чиновниками в почетном карауле. В зале начали удивленно переглядываться — не до всех сразу дошло, что ждут президента, раньше которого, по протоколу официальных церемоний, речи произносить не полагается. Наконец, где-то в половине первого, появился Владимир Путин, положил букет, присел рядом с сыном Людмилы Алексеевой, но очень скоро удалился. Ушлые журналисты подсчитали, что президент был на сцене 2,5 минуты.

Настало время речей. Глава СПЧ Михаил Федотов прочел стих Булата Окуджавы «В земные страсти вовлеченный, я знаю, что из тьмы на свет сойдет однажды ангел черный и крикнет, что спасенья нет. Но простодушный и несмелый, прекрасный, как благая весть, идущий следом ангел белый прошепчет, что надежда есть».

Федотов сказал, что Алексеева была для нас тем самым белым ангелом надежды, и белому ангелу сейчас вручается ее судьба. (И это прозвучало как-то двусмысленно. Как хотите, но не могло не возникнуть подспудного вопроса: а кто же в таком случае «ангел черный»? Вряд ли этого хотел Федотов, которого как раз все критикуют за излишнюю лояльность. Это тоже «так получилось»).

Известный диссидент и правозащитник Валерий Борщев назвал покойную представителем «жертвенной элиты» — того, чего хотел для страны Солженицын, да и многие, наверное, хотели бы. «Она умела разговаривать с властью независимо и твердо, — рассказал Борщев. — После приема ходоков звонила в администрацию президента и не просила, а требовала решить проблему, и ее слушали. Полтора месяца назад она подписала письмо пяти старейших правозащитников под заголовком „Господин президент, определитесь!“ об отношении к спецслужбам, ВЧК, НКВД, КГБ, и тон письма был довольно требовательный».

Уполномоченная по правам человека в РФ Татьяна Москалькова поведала, что Алексеева стала для нее «другом, соратником, учителем и, да оппонентом». «Удивительно, как она умела вести диалог с властью, — подчеркнула Москалькова. — Любой компромисс ради результата. Земля пухом великому просветителю. Великому человеку низкий поклон от всех нас, тех, кто профессионально защищает людей, и от тех, кто защищает людей, потому что иначе поступить не может».

«Все слова какие-то пустые, — сказала известная общественница, председатель фонда „Холокост“ Алла Гербер. — Не знаешь, где найти такие, что были бы в состоянии хоть как-то передать, что мы все чувствуем. Мы очень часто бываем в нашей стране унижены. Но бываем и возвеличены теми, кто живет рядом с нами. Рядом с нами жили Лихачев, Сахаров, и еще очень долго будет жить рядом с нами Людмила Михайловна». Гербер призналась, что плакала оттого, что больше никто ее так не назовет Аллочкой.

Известный экономист, министр экономики в правительстве Егора Гайдара Андрей Нечаев выразил соболезнования своему другу с полувековым стажем Михаилу Алексееву, который и познакомил его с мамой, тоже примерно полвека назад.

«Одно дело быть правозащитником сейчас, и совсем другое дело — в мрачные брежневские времена, — напомнил Нечаев. — Нужно было реальное мужество, простая человеческая смелость. Речь шла не о нескольких сутках в спецприемнике — хотя и это неприлично и отвратительно, и я думаю, мы должны выразить солидарность с нашим общим другом и соратником Львом Пономаревым, которого не пустили на прощание с Людмилой Михайловной, что абсолютно недопустимо. Но 50 и 40 лет назад речь шла о реальной угрозе жизни и свободе на многие годы. Тем не менее, Людмила Михайловна решилась на создание Московской Хельсинской группы. Это была первая правозащитная организация в СССР, осознанно оппонирующая советским властям».

О том же, еще эмоциональнее, говорил известный адвокат Генри Резник. «Когда смотришь на конкретных людей, нужны особые чувства, действительно гуманистические, — сказал он. — Каждый человек нуждается в защите. У нее идея правозащиты была в крови. Права человеку даются и принадлежат вне зависимости от политических пристрастий, идейных установок, религиозных убеждений, которые сталкивают людей и ведут к уничтожению. У нее была эта идея, что создать действительно уважаемое, сильное авторитетное государство можно только на базе свободы и достоинства личности».

Резник напомнил, что хотя Алексеева и не сидела за свои убеждения в тюрьме, она пожертвовала очень благополучной судьбой советского ученого, десять лет жила без работы, очень бедно, а потом успешно реализовалась на Западе, в частности — в роли журналиста радио «Свобода». Но вернулась на родину со словами: «Я видела страны, где соблюдают права человека и свободы. И я хотела бы, чтобы они соблюдались в моей стране». «Вот настоящий патриотизм», — подчеркнул адвокат.

«Мы видим, с чем мы остались, — с горечью сказала правозащитница Зоя Светова. — Когда я сюда входила, у меня было ощущение, что мы в оккупированной стране. Мне очень хочется, чтобы мы могли достучаться до власти, чтобы были освобождены все люди, которых она не успела освободить». Светова предложила «составить список Алексеевой» и бороться за освобождение людей в нем.

Сын покойной Михаил Алексеев, тоже уже пожилой человек с седой бородкой, зачитал краткие послания из Америки — от старейших правозащитников Юрия Орлова и Сергея Ковалева. «Я очень тронут. Со всех континентов получаю соболезнования», — сказал Алексеев и заметил, что его мать не только помогла очень многим людям, но и была самой лучшей мамой, которую только можно пожелать.

Проходили с цветами многие общественные фигуры: Алексей Навальный, Григорий Явлинский, Геннадий Гудков… Речей было еще много, говорили кратко, окончилась церемония хорошо. Сначала предполагалось, что Людмила Алексеева будет похоронена на Троекуровском кладбище, позже объявили, что ее прах упокоится в Вашингтоне, где похоронены мать, муж и старший сын. Сам Михаил Алексеев тоже живет и профессорствует в США.

Леонид Смирнов