Он хату покинул, пошел воевать...

Генеральный секретарь НАТО Джордж Робертсон в беседе с Президентом Владимиром Путиным получил вполне вразумительный ответ на инициативу британского премьер-министра Тони Блэра: "Россия не будет вступать в НАТО ни с черного хода, ни с парадного". Партнерские и даже товарищеские отношения, которые сегодня сложились у России с некоторыми странами, построены, если выражаться без дипломатических эвфемизмов, по принципу "Враг моего врага - мой друг". Военно-политическая конкуренция между Россией и ведущими странами блока НАТО, конечно, никогда в обозримом будущем уже не приобретет апокалиптического характера холодной войны и, тем более, бескомпромиссного противостояния Россия - Запад. Перефразируя слова Уинстона Черчилля, можно сказать, что у Москвы сегодня нет врагов (или друзей), а есть только собственные национальные интересы.

В наличии национальных интересов, среди которых огромную роль играет военно-политическая безопасность, нельзя отказать и другим соседним с Россией странам. 29 ноября генсек НАТО Джордж Робертсон посетил Эстонию, чтобы самому убедиться в готовности этой балтийской страны к вступлению в Североатлантический альянс.

Скелет политического лозунга о присоединении к НАТО, выдвинутый эстонскими властями еще 10 лет назад, сегодня оброс плотью в виде собственной маленькой армии и военной доктрины, базирующейся на том, что Эстония рано или поздно станет членом альянса.

Современные военные доктрины меньше всего походят на "Наставление по стрелковому делу" или "Боевой устав пехоты". Это прежде всего политические документы, где собственно военные вопросы подчинены принципам решения политических задач.

Путин на встрече с Робертсоном специально подчеркнул, что в военном отношении Россия самодостаточна. Речь, конечно, не идет о ВПК, танках, самолетах, сапогах и котелках. В этом смысле самодостаточных стран - пруд пруди. Российская военная независимость означает прежде всего желание кремлевских руководителей играть самостоятельную стратегическую роль на географическом и цивилизационном пространстве между Европой и Азией.

В военной доктрине РФ, утвержденной Президентом 21 апреля 2001 года, отмечается, что, несмотря на "уменьшение военной угрозы в традиционных формах", "на отдельных направлениях" угроза военной безопасности России выросла. Поэтому России и нужна собственная постоянно действующая или готовая к боевым действиям на любых фронтах армия. Более того - для обеспечения своей безопасности Россия готова, если понадобится, наносить и превентивные ядерные удары "в ответ на крупномасштабную агрессию с применением обычного оружия в критических для национальной безопасности Российской Федерации ситуациях". Перечисленные в военной доктрине потенциальные угрозы военной безопасности России столь всеобъемлющи, что нет ни одного направления, откуда бы они не могли исходить.

Например, военной угрозой являются "попытки игнорировать (ущемлять) интересы Российской Федерации в решении проблем международной безопасности", а также "противодействие ее укреплению как одного из влиятельных центров многополярного мира". Россия также не может быть, согласно военной доктрине, "блоковым" государством, а возможные союзнические отношения с кем бы то ни было вовсе не предполагают интеграции вооруженных сил и единого международного командования. Курьез: российские миротворцы в Боснии, в отличие от всех остальных, получают от объединенного командования не "приказы", а... "рекомендации".

При такой военной доктрине Россия, конечно, не может быть членом НАТО и обязана рассматривать расширение альянса как военную угрозу, хотя бы через призму ущемленного авторитета. Это - не метафора. Ведь военная доктрина России продиктована теоретикам генштаба не размерами и мощью, а нынешним политическим положением страны. Соседняя Финляндия (по крайней мере, ее политическая элита) тоже подумывает о вступлении в НАТО - прежде всего для роста удельного веса Суоми в решении европейских дел. В Хельсинки отдают себе отчет в том, что политическая роль финнов выросла после присоединения к ЕС и пора делать следующий шаг. Военные угрозы - дело десятое. Единственной же по-настоящему самодостаточной военной силой в Западной Европе остается Швеция, способная по своему экономическому потенциалу даже ядерное оружие создать. Если понадобится.

Страны Балтии военной самодостаточностью не обладают. Политическим весом, находясь за пределами европейских структур, - тоже. Вне ЕС и НАТО страны Балтии, грубо говоря, - "никто и звать никак". Просто территория, на которой сталкиваются интересы больших стран. Это и есть главная стратегическая предпосылка натовского самоопределения Эстонии, Латвии и Литвы.

В прошедшем XX веке вооруженные силы Эстонии не раз должны были решать вопрос, зачем они нужны стране, создавать и переделывать военную доктрину. Первые эстонские дивизии были сформированы по решению Временного правительства еще в начале 1917 года. Эти дивизии, в отличие от латышских стрелков, не были передислоцированы в Петроград или Москву, и после подписания Брестского мира и оккупации немцами всей Прибалтики бойцы просто разошлись по домам. Но в конце 1918 года, когда Германия капитулировала, именно из этих обученных людей и была создана армия, которая позволила Эстонии одержать верх сначала в Гражданской, а потом и в Освободительной войне. К 1920 году в эстонской армии числилось почти 100 тыс. опытных бойцов.

В 1920-30-х годах опыт и уроки Освободительной войны предопределили военную доктрину эстонской армии. Потенциальный противник угрожал, считали военные теоретики, с востока, а Эстония должна была решать в одиночку проблемы своей военной безопасности. Кадровая армия по тем временам была у Эстонии довольно большая, и по замыслу стратегов должна была удержать противника на границе до тех пор, пока не подойдут отмобилизованные внутренние резервы.

Организационно же армия строилась по старому российскому образцу. Вооруженные силы состояли из двух пехотных полков и 13 отдельных пехотных батальонов. Был и кавалерийский полк. На вооружении числилось свыше 250 артиллерийских орудий, 10 бронепоездов, 40 танков и 100 самолетов. Имелся военно-морской флот. Кстати, подводная лодка "Лембит" стала впоследствии на Балтийском флоте одной из самых удачливых и героических субмарин. Численность кадрового состава армии достигала 17 тыс. человек. А мобилизационный ресурс состоял из почти 150 тыс. подготовленных солдат и унтер-офицеров.

История свидетельствует, что военная доктрина, как бы она ни реализовывалась в мирное время, сколько бы материальных и человеческих ресурсов на нее ни было потрачено, прежде всего зависит от политической воли как руководства страны, так и ее народа. Эстонская республика в 1939 году сдалась Советскому Союзу без боя. Военная доктрина, ориентированная исключительно на собственные силы и на отражение предполагаемого нападения с востока, потерпела полное фиаско. За год до этого Чехословакия, обладавшая сильнейшей в центральной Европе армией, без единого выстрела сдалась на милость Третьего рейха. И Эстония, и Чехословакия одним из политических условий сопротивления противнику считали наличие союзнических гарантий со стороны великих держав. Но гарантии эти давались "по случаю". В Мюнхене Чехословакия гарантий не получила, а Польша через год получила. В 1940 году гарантий Эстонии, Латвии и Литве давать было уже некому.

Сегодняшняя эстонская армия и ее военная доктрина за десять лет претерпели существенные изменения. Уроки 1939-40-х годов не прошли даром, хотя опыт полувековой давности на несколько лет ослепил балтийских политиков, продолжавших искать военную опасность на востоке и, запугивая западных союзников "имперскими амбициями" России, проситься под защиту НАТО. Геополитическая ситуация тем временем изменилась радикально. Прогнозируемые военно-политические опасности уже не включали в себя противостояние двух военных блоков, да и доктрина "линии Маннергейма" отошла в область военной истории. Национальная безопасность стала обеспечиваться гибкими военно-политическими средствами с обязательным привлечением международных организаций - от ООН до НАТО.

Последним всплеском военно-теоретического наследия 1939-40-х годов стало принятие доктрины "тотальной обороны" и обоснование ее опытом "первой чеченской войны". Военная стратегия, эффективная для Абхазии или Приднестровья, для Эстонии имела лишь пропагандистскую ценность. Фактически силы обороны стали развиваться другим путем. А "тотальная оборона" теперь строится на финский или шведский манер, то есть за счет всеобщей воинской обязанности и права государства без церемоний привлекать общественные ресурсы в случае экстремальных ситуаций. Намедни эстонское правительство утвердило очередной список подлежащих "в случае чего" реквизиции транспортных средств.

Сегодняшняя эстонская армия фактически отказалась от кадрового принципа формирования. Единственным почти профессиональным подразделением является Центр подготовки миротворцев и эти самые миротворцы, служащие в Боснии и Косово. Остальная армия является одним большим "учебным подразделением". Призывник за 9 месяцев обязательной службы проходит "курс молодого бойца" и осваивает какую-нибудь военную специальность. Как только обучение солдата закончено, он снимает форму и идет домой. Численность сил обороны Эстонии, по данным на прошлый год, составляла 5,8 тыс. человек в восьми батальонах и специальных группах. К силам обороны относится и полугосударственная-полуобщественная добровольческая организация "Кайтселийт" - своего рода вооруженная милиция или ополчение, численность которого составляет 13 тыс. человек.

В ближайшие пять лет эстонская армия претерпит существенные изменения. Эстонские "милитаристы" из главного штаба сил обороны готовы были в порыве служебного рвения развернуть за два года аж три пехотные бригады. Азарт штабных офицеров остудили в Монсе, где самое большое внимание уделяют перспективному военному планированию. Штатский министр обороны Юри Луйк заявил 12 ноября на пресс-конференции, что в НАТО считают: "лучше меньше, да лучше", и в планы дальнейшего военного строительства Эстонии были внесены существенные изменения. Через пять лет эстонская армия будет состоять из одной пехотной бригады, семи отдельных пехотных батальонов, ополченцев из "Кайтселийт", сведенных в пять батальонов, и сводного батальона погранохраны. Армия вместе с ополченцами составит примерно 20 тыс. вооруженных и обученных бойцов, а на военном учете будут постоянно числиться еще 30 тыс. обученных, но безоружных резервистов, готовых явиться на призывной пункт по первому "свистку" фельдфебеля. Готовясь к вступлению в НАТО, Минобороны Эстонии планирует развернуть необходимую транспортную, информационную и прочую инфраструктуру, а также обеспечить мобилизационный ресурс.

Аналогичным образом строят свои вооруженные силы и другие страны Балтии. Например, литовское военное ведомство, опираясь на рекомендации военных экспертов НАТО, разработало и утвердило новую структуру литовской армии. Организационная структура литовской армии будет состоять из Восточного и Западного территориальных округов со штабами соответственно в Вильнюсе и Клайпеде. Будет сформирована и соответствующая военным стандартам НАТО армейская бригада "Гележинис вилкас", находящаяся в постоянной готовности и способная взаимодействовать с частями и подразделениями НАТО в случае проведения оборонительных операций на территории Литвы. Бригада должна быть сформирована и развернута до 2006 года. Отдельный мотопехотный батальон будущей бригады предполагается сформировать, вооружить и обучить к концу 2002 года. На военные расходы в бюджете Литвы предполагается израсходовать не менее 2% ВВП. Новая структура литовской армии в ближайшее время будет представлена для оценки руководству и экспертам НАТО.

Теперь главным инструментами обеспечения национальной безопасности правительство Эстонии считает интеграцию в международное сообщество и развитие международного сотрудничества, в первую очередь евроатлантического, то есть членство в ЕС и НАТО.

МИД Эстонии, согласно концепции национальной безопасности, видит определенные риски, связанные, по его мнению, с экономической и политической нестабильностью в России. Но в то же время, по мнению МИД, военной угрозы для стран региона Балтийского моря Россия в обозримом будущем представлять не будет.

Зачем в таком случае армия? От кого обороняться? Да ни от кого. Дело в том, что европейские партнеры Эстонии, что в ЕС, что в НАТО, - народ достаточно эгоистичный. Если Таллин уповает для обеспечения своей военно-политической безопасности на мощные международные организации, то и эстонское государство должно вносить посильный вклад в это дело: содержать армию, тратить средства на поддержание стабильности на далеких от Эстонии Балканах или в Ливане. Вообще - быть как все. Коллективная безопасность предполагает и коллективные усилия. Поэтому военная доктрина эстонских сил обороны не замыкается на защите клочка суши на берегу Балтийского моря. В военно-стратегическом смысле это наивно и бессмысленно. Глобальная же система безопасности, в которую так стремится политическая элита Эстонии, предполагает посильное создание и поддержание боевых ресурсов, готовых в любой момент принять участие в предотвращении, локализации или ликвидации угроз и конфликтов, где бы они ни вспыхнули.

Кстати, прибалты после вступления в НАТО вряд ли будут "брать под козырек" в ответ на любую инициативу Пентагона или Монса. Ведь, согласно опросам общественного мнения, эстонцы и латыши меньше других одобрили бомбардировки Афганистана и больше других поддержали разрешение этого конфликта политическими средствами.

Илья Никифоров, ИА "Росбалт", Таллин