Кино как неправда жизни

Художественный фильм вовсе не обязан быть правдивым. Особенно с точки зрения кассы. Новый «шедевр века» - «Край» Алексея Учителя (россйиский претендент на «Оскар») – убеждает в этом воистину со страшной силой.

Среди тех зрителей, которые эту картину ждали, немалую часть составляют люди, любящие железную дорогу. И то сказать! Впервые за много лет паровоз дан не в качестве «легкой исторической приправы к Сталину или царю»: в центре повествования машинист и его машины. У каждого мнение свое – однако, уже начали доходить вздохи разочарования: «Такой развернутый проект – и такой прокол».

Обозреватель «Росбалта», конечно, не машинист, но знакомых железнодорожников у него достаточно, как и «просто тех», чье сердце неравнодушно к паровозам и шпалам. По сведениям из надежных источников, Владимир Машков действительно научился водить паровоз, и машинист Павел Некрасов преуспел в роли его учителя. Но зрителю все же несколько важнее другое – а вот по этой части утешений маловато.

История машиниста, который отправляется вытаскивать из таежной чащи брошенный паровоз и находит отсиживающуюся там немочку, и спасает эту немочку, и защищает ее от озлобленной послевоенной «тусовки» - сама по себе эта линия дает добротную основу для «технической мелодрамы». Сочетание тонких душевных струн с грубой паровозной техникой – находка выигрышная, сулящая многое. Машков имеет просто идеальную внешность паровозника, так что его выбор даже чуток «неоргигинален». Очень хороша Аньорка Штрехель – Эльза, дочь немецкого инженера и сама в душе инженер, чья привлекательность не отменяет выносливости. Не уступает и «русская соперница» Соня в исполнении Юлии Пересильд.

Более того. Самую, очевидно-неправдоподобную сцену - восстановление рухнувшего железнодорожного моста силами двух человек без техники – в принципе, можно принять. Именно потому, что фильм художественный, это некий «эпос», где герои сворачивают былинные горы.

Предыстория того, как немка оказалась в тайге, дана так нечетко, что зрителю приходится ее додумывать. В результате додумывания получается вот что. В 1940 году, на волне нашей непочетной «дружбы с Гитлером», в таежный угол приехали по обмену два немецких инженера, постарше и помоложе, и старший привез с собой дочку Эльзу в возрасте Джульетты, на которой, по достижении совершеннолетия, надеется жениться младший, Густав. Немцы соорудили мост через сибирскую реку, но весенним половодьем 1941 года мост снесло. Немцев арестовали, они бежали, но обоих инженеров пристрелили. И только резвая девушка скрылась в тайге, где и промыкалась четыре года, не зная о войне. Строительство новой ветки война отменила, мост стоял разрушенным, а в чаще остался отрезанным один паровоз, головная машина стройки.

В качестве мелодрамы, этот сюжет со скрипом можно принять. Со скрипом – потому что, все равно, много вопросов. Появление немецкого инженера в тайге – картинка скорее 1930 года, а не 1940-го. «Обмен с Гитлером» - отдельная, до сих пор не вполне изученная тема, но к паровозам и мостам он явно не имел отношения. Трудно поверить, чтобы во время дружбы с Гитлером, до 22 июня, дорогих немцев скрутили, как каких-нибудь своих, да еще и били в морду при аресте. Столь же неубедительно выглядит попытка к бегству – куда? В тайгу? Ой ли! Удел европейца – доказывать, оправдываться, хныкать, приспосабливаться, но все-таки выяснять отношения с начальниками, а не с медведями и гнусом.

Впрочем, это не столь важно. При Сталине было очень много репрессированных, в том числе немцев обоего пола, так что попасть в тайгу героиня могла как угодно. Похоже, на этом режиссерские удачи кончаются. И начинаются неудачи, крайне обидные.

Самый-то «гвоздь программы» - гонки на паровозах – абсолютно неприемлем для зрителя, хоть чуток интересовавшегося железной дорогой. Сталинские времена, конечно, были дикими – но дикость их была не в гонках на паровозах, а в том, что за лишнюю царапину на паровозе давали срок. За проезд запрещающего сигнала давали полновесных десять лет лагерей – а тут гонки! Воля ваша, но это уже не «эпос» - это «фэнтези», а тогда при чем тут Сталин и все «русские вопросы»? Это – голливудская «клюква с бурыми медведями».

И потом, если место действия – такой глухой медвежий угол, откуда в нем двухпутная железная дорога хорошей прямизны, по которой паровозы гонят, как «стритрейсеры»? Ну, поезжайте в Монино – по достаточно населенному Подмосковью от Мытищ идет однопутка, и ничего, как-то справляется, хотя электрички шастают то и дело. Но даже на чисто обывательском уровне, символ глуши – именно кривая одноколейка, это знают все.

«Гонки», по крайней мере, для сюжета были нужны, - к сожалению, в фильме полно обидных ляпов, без которых режиссер мог бы очень легко обойтись. Совершенно невозможны «ночные бодания паровозами» - ну, пободайтесь машинами! Старый и тихоходный паровоз не может догнать более современный и быстроходный, ни для какой, сколь угодно благородной цели – железки внеморальны. Комендант НКВД в глуши – безусловно, большой человек, но не настолько, чтобы хороший паровоз использовать в качестве личного автотранспорта.

И уже совершенно непонятно, с какой радости главный герой навешивает на паровоз какое-то дурацкое жестяное «ограждение» по бортам - если это украшение, то остается развести руками и сказать: «Мсье эстет!», но не по контуженного героя, а про режиссера. Слово «Густав», хоть латиницей, хоть кириллицей, можно было на самом паровозе написать. И вот таких деталей в картине достаточно, чтобы испортить зрителю весь вечер. Яичница на лопате – штука хорошая, много таких яичниц жарили в топках и кушали. А вот клюква на лопате – это не особенно как-то.

Критика писала, что герой Игнат «восстанавливает в тайге немецкий паровоз». Это явная ошибка: паровоз никакой не немецкий – это классическая русская «Овечка», да и зачем ему быть немецким, если он в тайгу попал до войны? Восстановил Игнат с помощью Эльзы именно мост – а паровоз никто не восстанавливал. Паровоз он нашел целым, воровать с него детали в тайге некому. Но, если дрова и вода из реки на месте, то для того, чтобы ехать, паровоз еще смазать надо! Зрители, у которых в большинстве свои машины есть, это более-менее знают. Значит, еще до своего триумфального возвращения герой все-таки ходил в поселок и тащил оттуда ведрами смазку. Коль скоро у нас «эпос», можно было бы показать охоту на медведя и смазку паровоза медвежьим салом – очень попало бы в стиль.

Что касается злых энкаведешников… Одна из сюжетных линий «Края» явно «перекочевала» туда из малобюджетного и малоэкранного фильма Веры Глаголевой «Одна война» - это, конечно, женщины с прижитыми от оккупантов детишками и майор НКВД, «с полным правом победителя» издевающийся над ними. В «Одной войне» майор появляется в светло-серой парадной шинели (что крайне странно для 1945 года в глуши) с полевыми зелеными петлицами, что абсолютно невозможно и некрасиво, и эта досадная деталь ощутимо портит все впечатление реальности. В «Крае» энкаведешник – Сергей Гармаш – появляется опять-таки в парадной шинели (это называется «ушки торчат»), которую он на паровозе моментально изгваздает, - теперь уже вообще без петлиц! Час от часу не легче, а ведь уж чего-чего, а петлиц-то на киностудиях полно, да и Гармаш с Машковым должны бы знать.

Энкаведешник ездит на паровозе СО, на будке которого написали совершенно другую марку – ФД – исключительно для того, чтобы в поселке могли обозвать паровоз «Фишманом». Странные какие-то вкусы у людей искусства. Остается добавить, что съемки действительно были очень тяжелыми, и, в частности, на них помяли уникальную столетнюю «Овечку», которую сейчас только начали капитально ремонтировать.

И еще. История нашей страны действительно изобилует человеческими драмами, подчас трудновообразимыми, и причудливо «переплетенными» с техникой. У обозревателя «Росбалта» был очень пожилой знакомый, недавно умерший, чья история живо перекликается с фильмом «Край». Он всю войну отпахал на паровозах, кочегаром и помощником машиниста, и уже в Маньчжурии получил контузию или ранение, из-за которого его в машинисты не пустили. А он очень хотел! И вот, этот парень прямо во Владивостоке завербовался на Колыму – он готов был жить на Колыме (правда, мало что о ней зная), чтобы только работать машинистом на рудничной узколкоейке, в надежде, что хоть туда за ним медицинская карта не дойдет.

На Колыме, в ближайшем узкоколейном депо, местный начальник (не злой) показал молодому гостю на строй зэков и сказал: «Вот кто у нас тут работает машинистами и кочегарами. Вот это бывший начальник депо Могилев. А это бывший замначальника Белорусской железной дороги. Заслонова, партизана, знаешь? Вот, Заслонов – герой, потому что он убит. А его соратники – здесь. И если бы Заслонов остался жив, он тоже был бы здесь!» «Но как же так?!» «А, вот так. Тебя, фронтовика с медалями, конечно, возьмут. А кого-то из них с паровоза снимут, и он пойдет в золотой забой, на смерть. Вот, подумай, хочется ли тебе этого». «Но как же так?!!» «Ну, спроси, кого повыше…»

Ну, и конечно, парень не стал гробить чью-то зэковскую жизнь, и вместо паровоза пошел тут же, на Колыме, на курсы горных мастеров, и до смерти Сталина пахал там горным мастером. И хотя он в горах нажил силикоз, жизнь ему Господь подарил долгую.

Вот так это бывало в жизни. А гонок на паровозах – не было. Увы.

Впрочем, один раз на «Край» сходить вполне можно. Так что «программу-минимум» киношники все равно выполнили. Остается посмотреть, вернутся ли $12 млн, затраченных на съемки. И получит ли фильм «Оскара» - критерии тех комиссий нам непостижимы.

Леонид Смирнов