Александринка-2: щегольской мизинец

Щегольского мизинца никто, кроме Гоголя, выдумать не мог, разумеется. На мизинце красуется перстень с талисманом у некоего участника «главной выставки всех лучших произведений человека» на Невском проспекте в одноименной повести. Этому мизинцу можно уподобить открывшийся театрально-образовательный медиакомплекс Александринского театра.

Мы ведь привыкли, что если кто что в Петербурге возьмется строить, то от воздвигнутой годзиллы, косясь, постораниваются другие народы и государства, не говоря про собственный. А новую сцену упрятали, как мизинец в перчатку, в квартал между площадью Островского и Фонтанкой, на место бывших мастерских императорского театра (от которых осталась выразительная стена красного кирпича), так что она не уязвит взор даже самого оголтелого ревнителя небесной линии. Тут, как говаривали при советской власти, упор не на форму, а на содержание.
Которого — под завязку.

Худрук Александринского театра Валерий Фокин, придумавший и за три года реализовавший этот проект, озабочен тем, что русский репертуарный театр угасает, смены стареющим мастерам нет, при этом театр как таковой и вовсе отстает от времени, расходится с молодым поколением. Значит, надо вырастить режиссеров, художников, драматургов, продюсеров, причем в команде, которой она могли бы прийти на помощь дряхлым академическим организмам. Ради этого — а не просто для открытия малой сцены и проката на ней всяких спектаклей — все и затеяно.

С сентября в новом комплексе начнут учиться студенты, он станет, по сути, еще одним факультетом Театральной академии. Но учиться тому, чему на Моховой не учат: здесь можно будет, например, играть спектакль, в режиме реального времени коммуницируяcь с кем угодно где угодно, где есть интернет. Или создавать любые медийные продукты — скажем, на открытии показали, как актриса, которую снимают на зеленом фоне, тут же на экране помещается в разные интерьеры, или как (это такая игрушка для молодняка) ты пляшешь перед камерой — а на экране у тебя на плечах голова Достоевского.

Достоевского — потому что ему был посвящен форум-открытие, сочиненный и поставленный под водительством Андрея Могучего. «Центром средневекового города был собор, — утверждает буклет. — Центр современного мегаполиса — супермаркет». Так что форум назвали «ТЦ Достоевский». Хотя, сделав писателя эпонимом Храма торговли, авторы не просто прикалывались. Отправной точкой перформансов выбрали «Преступление и наказание»: на его тему четверо молодых драматургов совместно сочиняли пьесу — реплики прямо из-под клавиатур макинтошей (которыми комплекс буквально напичкан) попадали на экран; интерактивно изгалялись Соня Мармеладова и Дуня Раскольникова; наконец, спектаклик «Выбор», презентовавший собственно Новую сцену, — препарирование предсмертных переживаний и видений Свидригайлова.

И вот тут самым чудесным оказалось, что Федора нашего Михалыча никакой супертехникой не перешибешь. А она таки супер: текст переходит от одного из 17 актеров к другому, под каждым вздымается площадка, одновременно остальные, вместе и враздробь, на своих площадках уплывают вниз — пол мгновенно принимает любой рельеф. Весь планшет покрывают видеобуквы, которые камера снимает в книге на столе одного из художников инженерного театра АХЕ (спектакль — его производство), или мы видим мизансцену фронтально и одновременно ее же на экране, но сверху — камеры повсюду. Так вот, технические навороты лишь оттеняют Достоевского, придают ему — за счет смены оптики — свежую силу, будто слышишь со школы знакомые слова впервые.

Здесь авторы спектакля следуют принципу Мейерхольда, который исповедует и его преданный почитатель и продолжатель Валерий Фокин: ставить не текст автора, но его дух. Духи многочисленных авторов уловили создатели второй премьеры, которой стартовал VII международный фестиваль «Александринский», — «Невского проспекта». Сам Фокин считает ее неким жестом сцены исторической в сторону Новой. Валерий Владимирович собрал команду молодых режиссеров и предложил им, оттолкнувшись от знаменитого гоголевского утверждения: «Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге; для него он составляет все» пофантазировать на тему этого «всего» сегодня. Зрелище получилось причудливое и захватывающее — редкой нынче связью театра с жизнью.

Царственный красно-золотой партер зала Росси перекрыли планшетом, в центре — могильно-канализационная яма, кучи земли. Ярусы закрыли полотнищами, которые служат экранами. Зрителей усадили на сцене и в амфитеатре, и куда бы актеры ни повернулись, их крупный план на экранах, так что мы видим хоть бы и реальную спину, но видеолицо. А микрофоны позволяют услышать тончайшие переливы интонации — что особенно драгоценно, когда выходит Николай Мартон: старейшина александринской труппы изображает некоего архетипического интеллигента, и его благородный, изумительный во всех регистрах голос воспринимается как необходимая, неотъемлемая часть петербургской культуры.

Придя в старейший русский театр больше десяти лет назад, Валерий Фокин предложил программу «Новая жизнь традиции», которая дала блестящие результаты: мастера, представители мощной актерской школы от соприкосновения с радикальной авангардной режиссурой (прежде всего Андрея Могучего) получили второе дыхание, многие просто открыли себя заново. А режиссеры обрели в них опору, мастерство и человеческая значительность стариков делала режиссерские конструкции живыми. Сейчас Фокин намерен идти дальше — и «Невский проспект» как раз стал шагом в этом направлении.

Новые технологии — не только сценическое оборудование (хотя все примочки служат не пустой эффектности, а смыслу), но и способ коллективного создания драматургического материала. Ребята сочинили панораму Невского: «какая смесь одежд и лиц, племен, наречий, состояний». Менты и гопники, проститутки — видением из прошлого, в кринолинах и капорах, но стоит их снять — под ними вполне сегодняшние golden dolls, экзальтированные дамочки без возраста, люмпенизированные тетки, распевающие дуэт из «Пиковой дамы», риэлторша, вконец озверев от своей работы, переходящая на крупнозернистый мат, целых два пародийных, похожих на воронье Гоголя и один пародийный Пушкин, он же — щипач, заезжий провинциал-библиотекарь, чиновники и депутаты, еще рефлексирующие по поводу потери собственного человеческого облика и утратившие его окончательно, карлики, демонстранты… Все живые! Причем это не просто этнографические зарисовки (хоть спектакль назван «городские этюды») — многие демонстрируют высочайший актерский класс.

Феноменальная Янина Лакоба — она изображает сразу нескольких гротескных теток и старух, досягая уровня чуть ли не Фаины Раневской. Дмитрий Лысенков — даже не человек, а тонкоголосый демон, странное причудливое сгущение духа достоевских подпольных людей. Валентин Захаров — его архетипический, в свою очередь, узбек Нурик периодически высовывается из ямы, а когда наконец вылезает из нее — разражается бешеным монологом, представляющим собой парафраз сцены вранья Хлестакова: «Я всей стройкой командовал! Меня сам Смольный боится!» — поразительное воплощение самой сути Гоголя. Даже совсем молодые Иван Ефремов, Виктор Шуралев и Андрей Кондратьев очень точны: недоросли за скудостью словарного запаса бессмысленно повторяют «Пойдем отойдем нормально поговорим. — Куда отойдем? — Пойдем…» — в этой тупой агрессии слышится трагически-ерническая интонация Хармса.

Собственно, за всякой навороченной мультимедийностью не потерять Гоголя и Достоевского, но, наоборот, с ее помощью их узнать, понять и выразить — это ведь и есть новая жизнь традиции. С ударение на все три слова.

Дмитрий Циликин