Posted 10 января 2018,, 13:04

Published 10 января 2018,, 13:04

Modified 31 января, 18:05

Updated 31 января, 18:05

«Гнев охватил все слои населения»

10 января 2018, 13:04
Несмотря на преимущественно социальные причины протестов в Иране, массовое недовольство вызывают и другие проблемы, в том числе — национальные, отмечают эксперты.

Заголовки новостей и аналитических материалов в российских СМИ по поводу массовых протестов в Иране особым разнообразием не отличаются. В числе причин этих событий у нас по старой привычке называют «происки дяди Сэма». Причем даже не столько против Ирана, а бери выше и дальше — против России, поскольку, мол, Москва — союзник Тегерана. Такая вот нехитрая «двухходовочка», прекрасно ложащаяся на вспаханное и удобренное теориями заговоров сознание современного российского человека.

Подобные рассуждения не могут поколебать даже собственные заявления президента Ирана Хасана Роухани, публично заявившего о наличии не только внешних, но и внутренних причин протестов в стране. О том, в чем они состоят, обозреватель «Росбалта» попросил рассказать экспертов, разбирающихся в проблемах региона.

Старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, специалист по Ирану Владимир Сажин считает, что факторов, вызвавших протесты в этом государстве, очень много. По его словам, главным стало «недовольство ростом цен, налогов, безработицей и коррупцией».

«Правительство президента Ирана Хасана Роухани после заключения „ядерной сделки“ с США сделало довольно много — по последним данным рост экономики составил 4-5% ВВП. Однако безработица осталась на высоком уровне — примерно 12%, а среди молодежи — до 30%. И это при том, что молодежь до 35 лет составляет в Иране больше 60%, а по другим данным, до 70% населения», — говорит эксперт.

В то же время, в проекте бюджета на новый год, который представил Роухани, отменяется ряд субсидий и дотаций, продолжает Сажин. Кроме того, по его словам, предполагается почти втрое увеличить пошлину на выезд из страны. Она должна подняться с 21 доллара до 61 доллара с человека. Вторая поездка обойдется еще на 50% дороже, а третья — на 100 процентов. В декабре 2017 года также были повышены цены на топливо, что вызвало подорожание всех видов товаров и привело к недовольству не только беднейших слоев населения, но и среднего класса.

Одновременно в бюджете Ирана на новый год расходы на внешнюю деятельность предполагается увеличить, отмечает эксперт. Чтобы понять порядок цифр, говорит Сажин, нужно напомнить, что в 2013 году только на поддержку режима президента Сирии Башара Асада Тегеран выделил 15 млрд долларов, в 2015 на те же цели было направлено примерно 8-9 млрд долларов.

Однако для того, чтобы недовольство этой политикой во что-то вылилось, нужен был толчок, продолжает эксперт. По его словам, он произошел в консервативном Мешхеде. Инициаторами его стали Ибрагим Раиси — ультраконсерватор, уроженец этого города, главный соперник президента Роухани на прошлых выборах, а также его тесть — пятничный имам (глава религиозной общины) Мешхеда Сеид Ахмад Аламулхуда. Многочасовые намазы, которые он проводит, фактически превращаются из религиозных проповедей в политические митинги. Он и призвал к выступлениям, которые начались в конце прошлого года.

«Поскольку народ в Иране активно пользуется интернетом, выступления очень быстро распространились по стране и прошли в 80-100 больших и малых городах. Экономические лозунги очень быстро переросли в политические. Их диапазон был очень широким — от крайне консервативных до поддержки бывшего шаха Резы Пехлеви („прости нас, шах“), свергнутого в Иране в ходе Исламской революции 1979 года и призывов к переходу к светскому государству», — рассказал эксперт. По его словам, «многие требования демонстрантов противоречили друг другу». В целом, отмечает Сажин, в выступлениях, по разным данным, приняли участие от 40 тыс. до 400 тыс. человек. По некоторым данным, было арестовано до 3,7 тыс. человек.

Специалист по Ближнему Востоку Михаил Магид также согласен с тем, что «протесты в Иране, начавшиеся в очень консервативном Мешхеде, изначально были направлены против президента — либерального реформатора Роухани». Однако, продолжает он, они «очень быстро распространились на десятки городов и вышли из-под контроля.

„К протестующим присоединились студенты и представители, условно, средних слоев. Движение быстро политизировалось. Появились лозунги против исламской республики, против иранского духовного лидера (рахбара) Али Хаменеи. Наконец, едва ли не самыми важными стали антивоенные лозунги: ‚Не Газа, не Ливан, отдам жизнь за Иран!‘ и ‚Отстаньте от Сирии, займитесь нами!‘. Протестующие вступили в столкновения с полицией и членами ополчения басидж (одной из структур КСИР — Корпуса Стражей Исламской революции, — ‚Росбалт‘), поджигали правительственные здания. К настоящему моменту власти смогли сбить волну протестов массовыми репрессиями, тем не менее, говорить о полном их прекращении рано“, — говорит он.

По мнению эксперта, у протестов комплекс глубоких причин, тем не менее, можно выделить главный фактор: „Выступления — результат перенапряжения государства в ходе войны“. Магид пояснил, что „Тегеран строит громадную империю, ‚шиитский полумесяц‘. Он в значительной мере подчинил себе Ирак и Ливан, а так же Сирию. Через эти страны выстроен сухопутный коридор к Средиземному морю. Иран использует разнообразные инструменты для усиления своего влияния. Он оказывает военную помощь правительству Ирака, военную и финансовую помощь сирийскому режиму Башара Асада“.

Одновременно Тегеран создает параллельные государству вооруженные структуры в этих странах — шиитские ополчения, которые так же являются его инструментом контроля и влияния. В Ливане — это „Хезболла“ — одна из лучших армий в регионе, в Ираке — это стотысячное ополчение „Хадш аль-Шааби“. Наконец, в Йемене Иран помогает повстанческому движению местных шиитов — хуситам. „Такая империя стоит огромных денег“, — отметил эксперт. По его словам, основные средства поглощает 70-тысячная (со всеми резервами) армада иранских и проиранских сил, которая воюет за Асада в Сирии и является основой его сухопутной армии.

„И вот, непосредственным поводом для протестов в Иране стали просочившиеся в прессу данные о росте военных расходов на 11 млрд долларов и о сокращении вдвое расходов на медицину и образование. Терпение иранцев лопнуло“, — говорит эксперт.

Кроме того, по его словам, „многих иранцев раздражает тот факт, что правительство тратит миллиарды долларов на помощь иностранным государствам и организациям (вспомним реакцию на подобные траты в позднем СССР). Кроме того, в Сирии иранцы понесли крупные потери“.

Даже если сейчас иранская власть сумеет сбить протестную волну, ничего не закончится, уверен Магид. По его выражению, „гнев охватил все слои населения“. „Социальные низы бедствуют. Молодежь, составляющая огромную часть населения городов, заинтересована в переходе к светскому правлению, они знают, как живет мир и многим надоело соблюдение правил, навязанных духовенством (не держаться за руки, носить хиджаб и т. д.). Средние слои населения (специалисты, квалифицированные рабочие) устали от диктатуры, именно они бунтовали во время ‚Зеленого восстания‘ 2009—2010 годов, когда только на улицы Тегерана вышли четыре миллиона протестующих“.

Магид напоминает, что Ираном „правит неизбранный народом духовный лидер (рахбар) Али Хаменеи, в руках которого примерно три четверти всей власти: контроль над армией, внешней политикой, могущественным КСИР, судебная власть, право вето в отношении любых решений президента и парламента“.

„Реформаторское движение не выполнило свою задачу, потому что иранская конституция предусматривает, что три четверти власти приходятся на Верховного лидера. А производство половины ВВП находится в руках КСИР, контролирующего государственные и частные крупные компании, банки, торговлю. Многие из этих компаний нерентабельны, неэффективны, забирают деньги из бюджета. Президент (который на самом деле что-то вроде премьер-министра) не обладает правом вмешиваться в дела КСИР. В итоге экономика Ирана крайне неэффективна, находится в руках госкомпаний, контролируемых силовиками. Я бы не стал проводить прямые параллели, но сходство с нашей ситуацией бросается в глаза. Такая экономическая система нежизнеспособна. Все это, как и продолжение Ираном войны в Сирии, несомненно будет провоцировать новые протесты. В какой-то мере эти протесты стали результатом разочарования в реформаторах“, — отметил Магид.

Правда, продолжает эксперт, ссылаясь на американского политолога иранского происхождения Ахмада Садри, в Иране „есть крошечное демократическое сердце (в виде выборной президентской и парламентской власти), отчаянно бьющееся внутри непоколебимого теократического экзоскелета. Оно и продлило жизнь системе, несмотря на чудовищную бесхозяйственность во внутренней и внешней политике революционной элиты. Люди ходили на выборы, выбрали либерального реформатора Роухани, верили в перемены. Но он ничего не может изменить ни в политике, ни в экономике“.

Кроме этого, напоминает Магид, в Иране существуют и национальные противоречия: „Примерно половину населения страны составляют неперсоязычные меньшинства. В стране 8-10 млн курдов, 3-4 миллиона арабов в Хузестане. Самым значительным по численности меньшинством в Иране являются азербайджанцы — их 20-30 млн, т. е. около 25-40% населения“.

По его оценке, „в стране нет ни полноценного местного самоуправления, ни национальной автономии, ни развитой системы школ и университетов на местных языках и это подпитывает протесты в регионах, населенных меньшинствами. Если национальный протест в Иране соединится с социальным, революция станет неизбежна. Причем, если не будут достигнуты соглашения о сильной местной национальной автономии, Иран, в конце концов, просто развалится“.

Помимо этого, по словам Магида, „Иран находится на первом месте в планах РПК (Курдская рабочая партия) в том, что касается развертывания там боевых действий. Иранский Курдистан протестует уже несколько месяцев — выступления начались раньше, чем в других частях страны. Курдское население активно вовлечено к контрабандную торговлю, иранцы это пресекают и из-за гибели контрабандистов постоянно вспыхивают крупные конфликты“.

В то же время эксперт полагает, что „новая социальная и религиозная революции Ирану, скорее всего, не грозит“. Он отмечает, что в 1979 году, когда свергли шаха, в Иране произошла, прежде всего, социальная революция: „Рабочие и специалисты захватили сотни промышленных предприятий, фактически эти заводы оказались в самоуправлении трудовых коллективов. Более того, на какое-то время выборные от фабрик рабочие советы стали хозяевами положения в ряде регионов. Затем духовенство мобилизовало своих сторонников и разрушило это движение, создав нынешний теократический режим и провозгласив идеи экспорта шиитской исламской революции“.

„Однако если сегодня в Иране все же случится революция, скорее всего, она не будет ни религиозной, ни социальной. Вероятнее всего, она будет либерально-демократической и национальной. При этом, в случае ее успеха, нынешняя ‚внешняя экспансия Ирана будет полностью или частично свернута‘, — полагает Магид.

Александр Желенин