Posted 21 декабря 2016,, 15:13

Published 21 декабря 2016,, 15:13

Modified 31 марта, 00:47

Updated 31 марта, 00:47

Кто довел народ до «Боярышника»

21 декабря 2016, 15:13
Дмитрий Травин
Россияне требуют от государства более тщательного контроля за тем, что они пьют. И сами себя загоняют в ловушку.

Трагедия с массовым отравлением «Боярышником» в Иркутске напомнила мне хорошо известный экономистам «эффект кобры».

Дело было в Индии во времена британского господства. В стране сильно расплодились змеи, и благонамеренные чиновники, несущие бремя белого человека, решили помочь народу, применив для этого хитрый способ, рожденный высокой цивилизацией. Каждому индусу, убившему кобру и сдавшему «труп» в соответствующую инстанцию, Британия платила премию. Велика сила рыночных стимулов, полагали чиновники, а значит, рано или поздно мы от змей избавимся.

Но не тут-то было. Индусы оказались лучшими рыночниками, чем англичане. Вместо охоты на диких змей они прагматично стали разводить домашних. Выращивали их на убой, сдавали трупики начальству и клали в карман премию. Таким образом, количество пресмыкающихся лишь увеличилось, а казна ее величества прохудилась. О том, как «эффект кобры» связан с «эффектом иркутского боярышника», станет ясно к концу статьи.

В нашей трагедии все комментаторы поделились на тех, кто говорит, что во всем виноват «кровавый режим», и на тех, кто винит «тупой народ». Для одних отравление является следствием безразличия государства к судьбам простых людей, нищеты глубинки, безысходности существования малоимущих и недобросовестности чиновников, которые должны все внимательно контролировать, а не взятки брать с населения. Для других случившееся — признак абсолютной безнадежности народа, его предельного идиотизма и запредельного алкоголизма, убогой неспособности отличить яд от нормального продукта даже тогда, когда все написано на этикетке.

В общем, конечно, и чиновники у нас так себе, и народ в этой истории оказался не на высоте. Но, ограничиваясь слишком простыми выводами, мы рискуем раз за разом наступать на один и тот же «боярышник». Что, собственно говоря, и делаем, поскольку подобные трагедии памятны и по советскому прошлому, и по «лихим девяностым», и по «процветанию нулевых лет», и по нынешнему «застою». Примерно так же, как с высмеянными Михаилом Задорновым любителями подледного лова, которых каждый год уносит в открытое море в одном и том же месте на одной и той же льдине.

Народ порой не «включает голову». И живет в глубинке довольно бедно, поскольку государство, озабоченное Сирией и Турцией, давно забросило всякие попытки наладить ситуацию в экономике. Но все же по отношению к общей массе сирых доля совсем убогих, попавшихся на «Боярышнике», составляет ничтожный процент. Наша массовая «тупость» мало чем выделяется на общемировом фоне и становится в один ряд с «тупостью» американцев, избравших Трампа вопреки всем советам интеллектуалов; «тупостью» британцев, устроивших в уходящем году Brexit, с которым власть теперь не знает, как разобраться; «тупостью» итальянцев, недавно отказавшихся на референдуме поддержать реформы, направленные на создание нормальной политической системы; «тупостью» греков, желающих потреблять, но не работать; и уж конечно «тупостью» украинцев, построивших такую демократию, которая не многим лучше российского авторитаризма.

У иркутской трагедии — весьма конкретные корни, которые лишь косвенным образом имеют отношение и к нынешнему режиму, и к народному менталитету. Хотя, конечно, связь есть. И в том, какая именно, мы попробуем сейчас разобраться.

Виноваты ли чиновники, не проконтролировавшие, что, собственно говоря, заливают сибирские умельцы в свой «Боярышник»? Если от бюрократии требовать контроля за всеми жидкостями, которые исстрадавшаяся душа народа захочет залить себе в исстрадавшееся тело, то нам тогда придется половину страны сделать контролерами. Проверять средства для мытья окон, полов и посуды, жидкость для прочистки унитазов, всевозможные виды клея… Впрочем, и это не поможет. Вдруг кто-то захочет хлебнуть бензин? «А у тебя, ты помнишь, Зин, в семидесятом был грузин, так он и вовсе пил бензин? Ты помнишь, Зин?» — пел Владимир Высоцкий, прекрасно чувствовавший чаяния народа.

Злополучный «Боярышник» не являлся пищевым продуктом и не мог подвергаться контролю в качестве такового, о чем нам справедливо сообщили чиновники. Существует предел деградации личности, за которым эту личность уже не спасешь никакими запретительными мерами. Иными словами, госрегулирование бессильно в борьбе с употреблением такого рода жидкостей. Бессильно в принципе — вне зависимости от числа чиновников, объема выделяемых средств, качества политического режима, масштабов фальсификаций на выборах и специфики национального менталитета.

Полагаю, что в случае с «Боярышником» бессмысленность госрегулирования очевидна, и вряд ли много моих читателей с этим принципиально не согласятся. Но, как известно по опросам, в целом мы выступаем за госрегулирование экономики. Мы полагаем, что государство должно проверять качество пищевых продуктов, регулировать цены, поддерживать отечественного производителя, страховать вкладчиков от потери их средств — и т.д., и т.п. Не буду спорить. В отдельных случаях без государства не обойтись. Однако давайте сейчас не будем злоупотреблять общими фразами, а вместо этого посмотрим, как формируется конкретный механизм регулирования.

Раз мы хотим более тщательного контроля, государству придется нанять большое число чиновников — понятно ведь, что без конкретных сотрудников регулировать экономику невозможно. А для того, чтобы содержать бюрократию, необходимы бюджетные средства. Пока цены на нефть были высокими, мы могли особо не задумываться над проблемой роста госаппарата. Но сейчас аппарат отнюдь не сократился, а денег у правительства стало намного меньше. И раз мы хотим регулирования, средства на него надо каким-то образом добывать. Одним из традиционных способов пополнить казну является на Руси водочный акциз. Налог, из-за которого сравнительно дешевая по себестоимости водка к моменту попадания на прилавки магазинов дорожает в разы.

Нам говорят обычно, что повышение цен на водку — это способ борьбы с алкоголизмом. Мол, отучают так мудрые чиновники глупый народ от пьянства. Однако на самом деле ключевая задача акциза — фискальная. Бабла с пьющего народа побольше срубить. Против алкоголизма запретительные меры не действуют — как раз по причине наличия суррогатов, от которых не избавиться никакими средствами. Тот, кто побогаче и посолиднее, волей-неволей платит акциз, приобретая водку в торговой сети, поскольку здоровье свое бережет. А кто победнее и уже близок к нижней черте деградации, переходит с водки на «Боярышник», акциза не платит и ждет того момента, когда напорется на опасный для жизни фальсификат. Причем чем больше размер акцизов и чем выше цена легального алкоголя, тем большее число несчастных деградировавших людей отсекает государство от возможности приобрести нормальный алкоголь, находящийся под государственным контролем.

И что же у нас в сухом остатке после этого краткого экскурса в сферу возлияний? Народ хотел госрегулирования — он его получил. А для того, чтобы содержать регуляторов, получил рост цен на качественные напитки, из-за которого в итоге склонность сирых и убогих к «Боярышнику» резко возросла. Так помогло нам госрегулирование решить проблему, ради которой мы его заказывали?

В общем, получается, что народный менталитет виноват в иркутской трагедии. Но вовсе не потому, что народ — дурак. А потому, что у народных масс (во всех странах, включая США) существует предубеждение против рынка и страсть к государственному патернализму.

И чиновники виноваты. Но не потому, что не проконтролировали, а потому, что ради столь любимого ими госрегулирования на народ возложили бремя налогов (в том числе и водочных акцизов).

Экономистам подобный феномен давно известен. «Эффект кобры» — лишь одно из его многочисленных проявлений. Однако растолковать народу вред госрегулирования не удается уже столетия. Благие намерения государства общество постоянно принимает за чистую монету. А потом пьет «Боярышник», успокаивая нервы. Порой, к сожалению, — навсегда.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге