Если бы министром обороны стал Ротшильд

23 февраля мужская половина российского народонаселения вспоминала свои лихие и бесшабашные годы, проведенные в серых солдатских шинелях, и преисполнялась гордостью и ностальгией. Бытует мнение, что не служил в армии — не мужик. Впрочем, по моим наблюдениям, этой точки зрения обычно придерживаются женщины, которым свойственно для толкования жизни использовать облегченные алгоритмы — от гороскопов и личностных тренингов до поклонения житейским афоризмам.

Стоит напомнить, что, даже если история — это собрание выдуманных политиками мифов, то 23 февраля вообще не миф, а откровенное вранье. Дело не в том, что праздник своим происхождением обязан врагу народа № 1 Лейбе Бронштейну (Троцкому). И не в том, что 23 февраля — это позорное бегство красных моряков во главе с комиссаром Дыбенко. Главное — это самый позорный в истории России Брестский мир, условия которого подтолкнули СССР ко Второй Мировой войне и долгим эхом доносятся до потомков.

Это не праздник, а ноющая свежая рана. Легко протянуть цепочку от Брестского мира до Крыма и санкций против России. Праздновать 23 февраля и оставаться патриотом — это double bind, «двойное послание» и групповая шизофрения по Грегори Бейтсону. Если когда-нибудь придется пересматривать сомнительный календарь российских праздников, то конкурентов на вылет у 23 февраля не найти.

В этот день мужчины вспоминают прошлое и поднимают бокалы, даже если ратных подвигов не снискали. Но давайте попробуем заглянуть в будущее. Прежде всего, необходимы ли армии XXI века солдатские шинели? Какой актив является самым важным в современных войнах? В переводе на практический язык, какая армия нам нужна — призывная или контрактная? У сторонников обеих точек зрения имеются веские аргументы.

На рубеже XX—XXI столетий впервые в истории человечества количество жертв в военных конфликтах качественно снизилось. Уже несколько десятилетий в автомобильных авариях погибает вдвое больше людей, чем в войнах. Ежегодно от обычного гриппа умирает на порядок больше людей, чем в ходе сражений. Невозможными кажутся современные версии художественных произведений, описывавших массовые баталии. Фильм Сергея Бондарчука «Ватерлоо», полотно Питера Снайреса «Битва на Белой горе», стихотворение Лермонтова «Бородино» — все в прошлом. Хотя фильмы «Взвод» Оливера Стоуна и «Апокалипсис сегодня» Фрэнсиса Форда Копполы вполне актуальны.

Огромные армии, пушечное мясо и массовые жертвы — это история. В XXI веке за землю воюют только в третьем мире. (И, к сожалению, Россия втягивается именно в такие войны.) Главный актив будущего — это информация, которая не замечает границ. Характерна символическая эволюция оскароносного Кристофа Вальца от штандартенфюрера СС в «Бесславных ублюдках» до хозяина всемирного банка данных, этакого криминального Цукерберга в «Спектре».

Война будущего — не обладание землями, а контроль над потоками информации. Станет аксиомой скандальная фраза Ротшильда «Кто владеет информацией, тот владеет миром», произнесенная после счастливых биржевых спекуляций, основанных на инсайдерской информации вокруг битвы при Ватерлоо.

Зачем нужны солдатские шинели, если судьбу сражений определяет инженер в очках? Война становится безлюдной, ее судьба доверена искусственному интеллекту. И в прежних войнах технологии решали многое. Испанская «Великая армада» погибла из-за того, что в Англии был совершен прорыв в области порохов и морских приборов. Но сейчас на поле боя приходят уже не просто технологии, а роботы, ими дистанционно управляют офицеры с квалификацией доцента.

Маркс и Ленин писали об индустриализации. Надо признать, в мировую научную мысль убежденность о взаимосвязи технического и социального прогресса пришла во многом благодаря классикам марксизма-ленинизма. Но худший враг прогресса — доктринерство. Если бы увядающее окружение Брежнева меньше держалось за марксову индустриализацию и ленинскую электрификацию, а обратило взоры к намечавшейся революции в области информатики и кибернетики, то судьба СССР и России могла бы, с большой вероятностью, быть куда счастливее.

Догма — самый опасный яд в эпоху бурных перемен. Актуальный вопрос: не являются ли 300 тысяч российских призывников таким же доктринерством, данью традиции, которая объективно забирает ресурсы и ослабляет нашу армию? Чему можно научить человека за год и зачем современной армии нужен солдат, который в лучшем случае умеет ходить строем и стрелять из допотопного оружия? Призывник — финансовое и ресурсное обременение армии XXI века. Заметим, в Сирию, где, как в фокусе, собран потенциал российской армии, солдат-срочников не привозят.

С другой стороны, самому призывнику армия может быть очень полезна. И если рассматривать ее в качестве интерната для половозрелых подростков, который подтягивает, как на перекладине, дряблого юнца к жизненным испытаниям — тогда призыв необходим. Пусть не самой армии, но обществу. Военные и спортивные испытания для молодого человека значительно полезнее, чем сетевые видеоигры, которые способны завести в темные закоулки сознания. Если армия используется как воспитательный дом, его надо дезинфицировать, чтобы исключить инциденты, подобные тому, что случился с рядовым Шамсутдиновым.

И тогда мы подходим к центральному вопросу. Почему не найдены мирные пути для взросления молодого человека? Зачем власть возлагает на армию функции, которые отягощают ее и мешают прямым обязанностям? С какой стати придумывался закон, который воспрещает принимать на государственную службу тех, кто не отслужил в армии что даже вызвало разбирательство в Конституционном суде? Хотя все понятно — умеешь ходить строем, значит, годен в госслужбе, где тоже нельзя высовываться.

Отсутствие социальных лифтов, невозможность реализовать потенциал и найти достойную работу, мертвечина монополий и липкий страх бизнесменов, жизненная нищета и обреченность — вот союзники армейского призыва и срочной службы. Призывная армия — это феодализм и лучший индикатор зрелости общества и ориентиров власти.

Чтобы победить, надо готовиться к войне будущего. А генералы всегда готовятся к прошлой войне. Это уже Уинстон Черчилль. Призывная армия — это анахронизм. Но он удобен для власти. И потому призыв сохранится, его надо даже в Конституцию внести. Пусть он вреден для общества, зато спасителен для режима.

Сергей Лесков