Ждет ли нас на сеновале кузнец?

Настойчивые призывы властей к населению явиться и проголосовать на плебисците по поводу Конституции сводились, по существу, к сакральному вопросу — «Вы, что, не хотите жить лучше?» Совсем как в кино: «Хочешь большой, но чистой любви? — А кто ж не хочет?». Конституция в свете этих ожиданий отредактирована. Как изменится жизнь? И ждет ли нас на сеновале кузнец?

Сразу последовали громкие аресты и суровые приговоры. Хабаровск встал на дыбы после ареста популярного губернатора, который потеснил единороссов. Как бы, интересно, обернулся плебисцит, если бы на глазах плебса Сергея Фургала взяли в кутузку двумя неделями раньше? А еще прогрессивная общественность обеспокоена судебными казусами Ивана Сафронова, Кирилла Серебренникова и Светланы Прокопьевой, в которых видится произвол и попрание свобод. Люди попали в жернова разные, но роднит их неординарность, яркая самобытность и способность принимать решения, которые власти поперек шерсти.

Ежу понятно, что Конституция в России ничего не гарантирует, а новые функции парламента, как легкий утренний грим, на реальную власть не влияют. Все-таки русская власть стала много мудрее, и сегодня верхом простодушия кажутся опасения Победоносцева о том, что конституция обернется для России «безумным стремлением», а парламентаризм — «великой ложью». Конституция и парламентаризм в начале XXI века — это имитация и профанация. Напоминают беззубую челюсть безвольного старца.

Гражданам тревожно. Будет ли репрессивная машина набирать оборот и до скрипа в резьбе закручивать гайки? Или власть, которая проявляет бессодержательность в экономике, вдруг опомнится и займется реформами? Ответ зависит от природы русской власти, сложившейся в начале XXI столетия. Она не хороша и не плоха, она может в трудную годину подкормить подданных, но никогда не выпустит их из-под контроля, чтобы люди сами добыли себе на пропитание. По поводу громких арестов замечу: в каждом конкретном случае у правоохранительных органов могут быть справедливые претензии. Но очевидна тенденция — прижать к ногтю вольнодумцев. Это не чья-то злая воля. Суть отлаженной системы политических и экономических институтов, которые обеспечивают стабильность, устойчивость и послушное голосование. Радищевы нам боле не нужны, зато Державиных привечаем.

Во второй половине XVI столетия при Елизавете парламент принял закон, который обязывал все население Англии за исключением лордов и детей носить вязаные шапочки отечественного производства. Так называемые «монмутские шапки», в ней щеголял Петр Первый, когда приезжал в Англию. Священник Уильям Ли из сострадания к женщинам изобрел первую вязальную машину, но не сумел получить патент ни у Елизаветы, ни у других европейских монархов. Инновация обгоняла время и осталась невостребованной. Королева милостиво пояснила во время демонстрации: «Вы замахиваетесь слишком высоко, мастер Ли. Подумайте о моих бедных подданных. Это лишит их работы, сделает нищими».

Отнюдь не косность, а боязнь политических последствий приводила многих монархов к отказу от социальных и технических новаций, к преследованию людей, которые мыслили свободно и не давали обществу покоя. Железные дороги, мануфактуры, даже книгопечатание пробивали дорогу с великим трудом. Власть осознавала, что процветание общества не ведет к обогащению элиты, которая в конкурентной борьбе может потерять эту власть. Аксиому афористично сформулировал император Священной Римской империи Франц II: «Мне нужны не гении, а добрые, честные подданные. Тот, кто служит мне, должен учить тому, что я велю». В ту эпоху императоры не были популистами и выражались искренне, без оглядки на политкорректность. Для полноты картины надо добавить, что император Франц II потерял свою страну, стал последним императором Священной Римской империи, но сидел на троне еще некоторое время в отколовшейся Австро-Венгрии, где исповедовал прежние политические принципы, отвергая попытки различных слоев участвовать в управлении государством и провести экономические новации. Судьба Австро-Венгрии известна.

В России, сколько бы революций и переворотов ни проносилось над ее просторами, неизменно сохранялось одно железное правило. А именно: власть опирается на узкий отряд элиты, который перераспределяет национальные богатства в свою пользу и эксплуатирует общество под видом высоких патриотических лозунгов. Бояре, опричники, великие князья, партийная номенклатура, олигархи, безымянные, но всевластные администраторы… Названия меняются — суть неизменна. Это крепко сбитый кулак, который занесен над головой любого вероотступника. Тот, кто сомневается в справедливости заведенного миропорядка, не может быть русским человеком — это кровный враг, иностранный агент. Давно в России не водилось так много шпионов — ученые, журналисты, простые обыватели. Не исключено, следствие выяснит, что экс-губернатор Фургал торговал интересами родины и готовился прорыть туннель Хабаровск — Сидней.

Россия — это страна, где полагается неустанно поддерживать власть сюзерена, отвергая любые притязания на участие в этой власти. И потому в России непоколебима традиция преследовать выскочек любых мастей. Ни в какие века, ни при каких режимах в России не было гарантий частной собственности и стимулов для инвестиций и инноваций. Несмотря на то, что Россия претендует на приоритеты во многих науках, у нас нет ни одного ученого, который сумел бы сколотить состояние на своих патентах. В русской песне поется, что англичанин-мудрец, чтоб работе помочь, изобрел за машиной машину. Не совсем так. Джеймс Уатт прямо писал, что его паровая машина «сулит выгоду» прежде всего ему самому. Совсем не русский человек. Но удивительным образом обеспечил своей стране процветание и могущество. Меж тем, его конкурент Иван Ползунов умер в дырявом кафтане, но с офицерским чином, который даровала ему императрица. Машина, ясное дело, России не пригодилась.

Устойчивость России всегда была связана с авторитарным режимом. Любые уклонения в сторону демократии неизменно приводили к потрясениям и несчастиям. Инновации и реформы враждебны природе русской власти. Сколько бы она ни говорила о значении прогресса, генетически он ей противопоказан. Масштабные прорывы на отдельных направлениях происходят за счет перераспределения ресурсов и ограбления других отраслей. Как говорил мне недавно ушедший в мир теней Сергей Хрущев, для того, чтобы провести экономический рывок, России надо кого-нибудь ограбить, как Сталин ограбил деревню. Но поскольку сейчас можно ограбить только олигархов, а это суицид, то и рывка не будет, внутренних стимулов для роста у России не имеется. «Все будет, как при бабушке».

Словом, мы получили замечательную Конституцию. И она гарантирует лишь одно — ничего не изменится. И горе тем, кто не согласен.

Сергей Лесков