Posted 15 октября 2020,, 11:45

Published 15 октября 2020,, 11:45

Modified 30 марта, 13:11

Updated 30 марта, 13:11

Как Путин решает судьбу России

15 октября 2020, 11:45
Дмитрий Травин
Автократ лично контролирует лишь те вопросы, которые касаются его персональной власти — будь то усиление одного из кланов или активность оппозиционера.

Алексей Навальный жестко противопоставил себя Владимиру Путину, заявив, что именно президент стоит за его отравлением. Юрий Дудь, интервьюировавший Навального, усомнился: нет ли в этом обвинении мании величия?

Дело здесь, конечно, в другом. Навальный, как опытный политик, говорит именно то, что хотят слышать его сторонники и что позволит увеличить их число. Ведь если Навальный — личный враг Путина, значит всем, кому не нравится положение дел в России, надо ставить именно на «оппозиционера номер один» как на фигуру, соизмеримую в политическом противостоянии с президентом.

В России уже более 20 лет существует персоналистский авторитарный режим. Страной правит не хунта, состоящая из силовиков, не политбюро, укомплектованное ведущими чиновниками, и не партия власти под названием «Единая Россия», а персона, занимающая пост президента. Но действительно ли все решения принимает Путин? На первый взгляд кажется, что именно он. Иначе какой же это персоналистский режим?

Однако на самом деле персонализм состоит вовсе не в том, чтобы лично осуществлять каждый поворот политического курса. Автократ обязательно должен создавать удобные для него правила игры (институты). И судя по тому, как давно Путин сидит в своем кресле, ему удалось такие правила сформировать. Мы не можем, конечно, подсмотреть за президентом в замочную скважину, но выделить общие принципы, которыми руководствуется успешный автократ, вполне возможно.

Первый принцип состоит в том, чтобы всем бенефициарам системы дать возможность принимать те решения, которые им выгодны. Каждый чиновник, силовик или парламентарий должен получать от своего поста больше, чем в обычной ситуации. За счет взяток, откатов, солидных окладов, участия в разделе госсобственности или просто максимизации личной власти. Создавая подобные стимулы для «своих людей», Путин формирует армию сторонников, заинтересованных в сохранении сложившейся вертикали и собственного места в ней.

Подобные правила игры были созданы еще в первые годы путинского правления. Именно тогда появились огромные личные состояния. Но был велик риск, что всю Россию растащат еще до того, как Путин по какой-то причине отойдет от власти. Поэтому необходимо было как-то ограничивать верных путинцев в их страстной любви к родине и ее богатствам.

Отсюда вытекает второй принцип принятия решений, состоящий в том, чтобы создать систему сдержек и противовесов, но без демократизации. Иными словами, следует править по принципу «разделяй и властвуй». Ограничителями для всех чиновников, силовиков и политиков должны быть не народ, голосующий на выборах, но и не лично Путин, а разные другие элементы авторитарной системы. Чиновники имеют доступ к богатствам, но силовики при этом ловят их и друг друга, ограничивая аппетиты. Президент же выступает как арбитр, за «доступ к телу» которого борются все. Он является единственным гарантом того, что междоусобная борьба в его окружении не перерастет в массовые репрессии. На третий срок после непродолжительной медведевской интерлюдии Путин пошел, поставив во главу угла именно принцип «разделяй и властвуй».

Так может быть, автократу вообще надо не принимать решения, а лишь стоять над схваткой и изредка придерживать то карающую руку, то загребущую? Нет — если так поступать, велик риск прошляпить момент, когда следует менять правила игры в связи с тем, что изменились внешние условия: цена на нефть, личный рейтинг, настроения в обществе, международная обстановка и т. д.

Поэтому появляется третий принцип принятия решений. Выделяется узкий круг вопросов, которые относятся непосредственно к сфере интересов автократа. В нашем случае это не проведение реформ и не повышение престижа России, а лишь сохранение власти президента. Он лично принимает решения тогда, когда понимает, что его позиции могут пошатнуться. Например, если какой-то элемент в авторитарной системе внезапно усиливается, правителю следует найти возможность усилить другой элемент, чтобы сохранить общее равновесие.

Из всех этих размышлений нельзя сделать однозначного вывода об истории с Навальным. Однозначные выводы в сложных обстоятельствах вообще делают лишь те, кто подтасовывает факты под свои априорные суждения. Но, по всей видимости, дело обстоит следующим образом.

Если политическая деятельность Навального реально угрожала стабильности авторитарного режима, и если путинская система могла в результате активности непарламентской оппозиции развалиться в самое ближайшее время, то Путин лично должен был озаботиться судьбой ведущего оппозиционера и сделать так, чтобы его печальный пример стал для всех других «наукой».

Если же антикоррупционные разоблачения Навального влияли скорее на расстановку сил в путинском окружении (порой это называют борьбой башен Кремля), то и недовольство его видеосюжетами проявляли, скорее всего, именно те, чьи позиции становились слабее.

Наконец, возможен еще один вариант. Навальный поначалу всего лишь склонял чашу весов в «борьбе башен» на одну сторону, но со временем превращался в серьезного и самостоятельного политического игрока. Поэтому его захотели «подстрелить на взлете» те силы, которые опасались, что он окажется не на их стороне.

Узнаем ли мы когда-нибудь всю правду об этой истории? Вряд ли. А если это и случится, то лишь после окончания путинского правления.

Дмитрий Травин