Posted 14 марта 2021,, 17:04

Published 14 марта 2021,, 17:04

Modified 5 февраля, 07:07

Updated 5 февраля, 07:07

Почему общество должно «унять» государство

14 марта 2021, 17:04
В России усиление власти парадоксально сопровождается ослаблением основного социального института, в этом — корень всех проблем.


Вопрос о том, от чего зависит уровень свободы в разных странах, поднятый в книге британского экономиста и политолога Джеймса Робинсона и его американского коллеги Дарона Аджемоглу «Узкий коридор», обсудили в Сахаровском центре (признан иноагентом в России).

Авторы уже прославились в ученом мире книгой «Почему одни страны богатые, а другие бедные?». Как пошутил ведущий круглого стола, политолог Борис Грозовский, пригласить Робинсона и Аджемоглу лично у клуба возможности не было, но их с успехом заменили профессор Чикагского университета и ВШЭ Константин Сонин и ректор Российской экономической школы Рубен Ениколопов.

И надо сказать, что разговор вышел, хотя и несколько сумбурный, но довольно оптимистический. Как отметили гости, прошлая-то книга Робинсона и Аджемоглу выносит довольно жесткий приговор и нашей стране, и множеству других. Если совсем кратко, в ней авторы приходили к выводу, что в государстве может быть «один из двух наборов экономических институтов»: либо они помогают движению вперед — «или все крутится вокруг некоей элиты, которая поглощает ренту». «Это полностью препятствует какому-либо развитию, — отметил профессор Сонин. — Эта элита будет сидеть, пока не произойдет полный крах или революция».

Монополия политических институтов и отсталость экономических институтов, по мысли авторов, — две стороны медали. «Мы не хотим делиться политической властью, чтобы не допустить конкуренции и сохранять наши ренты», — сформулировал мысли авторитарных правителей Сонин.

Однако новые исследования авторов дают некоторую надежду на выход из этого «беспросветного круга». Потому она и называется «Узкий коридор». И опять-таки общая мысль тут очень проста. В стране должно быть и сильное государство, и — в виде противовеса ему — сильное гражданское общество. И желательно, чтобы силы их были равны.

«Сила государства на самом деле важна для экономического развития, — подчеркнул Рубен Ениколопов. — Но усиление государства что-то должно уравновесить». Вот это что-то и есть «постоянно усиливающееся гражданское общество», с которым у нас наблюдаются проблемы.

Причем, применительно к молодой демократической России 1990-х, Робинсон и Аджемоглу возлагают вину на слабость государства. «Деспотический Левиафан рассыпался, а Левиафан обузданный не был создан, — отметил Борис Грозовский. — И мы получили залоговые аукционы».

«Развал СССР — это, прежде всего, падение государства, — поддержал Ениколопов. — Но сила общества была очень мала и не менялась. Это можно обсуждать: то же самое общество помогло снести империю. Сотни и сотни тысяч людей выходили на митинги. Может быть, общество расслабилось и отдало все на откуп политикам? Почему усиление государства совершенно не сопровождалось усилением общества? Мне кажется, что мы были в этом коридоре и из него вышли».

Некоторые разногласия между собеседниками обнаружились в том, что Константин Сонин все-таки именно в государстве видит прежде всего угрозу. «Мы хорошо знаем опасность слишком сильного государства, — подчеркнул он. — Элита становится слишком сильной и начинает тратить все средства на внутренние войска, Росгвардию и ОМОН, из-за чего страна просто валится. Таких примеров полно».

Россия, по мысли Сонина, «к самым трагическим страницам подходила на пике силы государства». Ученый задал вопрос: ну, что должно было сделать царское правительство, чтобы предотвратить революцию 1917 года? Больше вешать революционеров? (Очень многие наши консерваторы считают именно так!) А уж в распоряжении советского государства были все, какие только можно, силовые рычаги, но только в 1991 они оказались либо негодными, либо бесполезными.

«Ошибка обычно совершается в сторону слишком сильной власти, — подчеркнул Сонин. — 30 лет назад — я прекрасно это помню — у нас была ложная иллюзия, что переход к демократии — это ты перешел, и живешь в ней. Вышел на митинг в 1990-м с полумиллионом человек — и переломил ситуацию. Нет. Эти митинги нужно было собирать каждый год и никогда не прекращать. Нет такой вещи в институтах, что ты куда-то перешел — и там находишься. Через 20 лет ты приходишь на „марш несогласных“, а там всего 150 человек с тобой».

Примером очень сильного государства с очень сильным обществом эксперт считает США. Сонин подчеркнул, что в гражданском обществе люди постоянно тратят время и деньги, по сути дела, на политику. Что обычные американцы расходуют на нее гораздо больше времени, чем россияне, в США десятки миллионов людей по нескольку раз в год посылают деньги кандидатам на выборах всех уровней. И добрых 25% американцев ежегодно видят своих кандидатов вживую. Нечто непредставимое пока в наших пенатах.

«Но если у вас полностью отсутствует государство, как в Афганистане или Конго, то тоже ничего не получится», — отметил Ениколопов. Как пояснил ректор РЭШ, и общество тоже далеко не всегда работает на прогресс. Так, в древних племенах были очень сильные тенденции к уравниловке и сдерживанию инициативы. Слишком удачливого охотника могли и окоротить (прежде всего — из боязни, что он власть захватит). В значительной мере, полагает он, такую сковывающую роль играла и русская крестьянская община.

И в наши дни, по мнению Ениколопова, «бывает, что общество начинает требовать, чтобы все стриглись под одну гребенку». Отсыл был сделан к современному разгулу политкорректности. Однако, по версии Сонина, «реально плохие последствия приходят все-таки через государственное насилие».

На вопрос о том, сможет ли слабое гражданское общество РФ набраться сил и дорасти до благодетельного противовеса государству, к сожалению, ответа пока не нашлось.

Леонид Смирнов