Эклектика воинствующего пессимизма

Поэт и музыкант Дмитрий Панов начал писать стихи на стыке эпох, в самом начале 1990-х годов. Так вышло, что время героев рока в постперестроечной стране сменилось «тучными» 2000-ми, ознаменовавшими собой начало периода тотального равнодушия к живым проявлениям культуры. Для творчества Панова эта новая реальность стала прекрасной почвой оправданного воинствующего пессимизма.

- Дмитрий, как ты пришел к музыке и стихам?

- Как ни банально это прозвучит, но меня задела музыка, которая стала появляться в стране с начала 80-х годов. С русской стороны, это, пожалуй, четыре главные для меня группы в то время – «Кино», «Наутилус Помпилиус», «Алиса» и «Аквариум», уже чуть позже к этому списку добавилась ДДТ. Что касается западной музыки, это, прежде всего, Pink Floyd, The Beatles, King Crimson, Led Zeppelin – и многие другие. В начале 90-х годов уже можно было свободно покупать их пластинки. Кое-что я нашел у родителей, а потом стал создавать собственную коллекцию.

В 12 лет я стал писать первые песни. Почему? Ну, во-первых, это проверенный поколениями способ ухода от жизненной рутины. Во-вторых, это и некий способ самоутверждения. А в-третьих, на креатив толкало бушующее либидо – противоположному полу нужно было нравиться! Когда что-то начало получаться, процесс стал необратимым.

- Наше поколение выросло на изломе эпох, по нам хорошенько прошлись реформы 90-х годов. Этот факт как-то повлиял на твое творчество?

- Если выражаться фигурально, без мелочей, то этот слом не дал мне ничего. Как показывает практика, творчество настоящих художников не зависит от окружающей обстановки. Да, в свое время была какая-то иллюзия свободы, но мне было слишком мало лет, чтобы осознать, где есть эта свобода, а где ее нет. У меня она была, потому что мне никто не мешал писать стихи и песни.

С другой стороны, это было тяжелое время для всех музыкальных коллективов. Если в 80-е годы героем можно было стать легко, то в 90-е все изменилось. Многие группы прекратили свое существование – все стало можно, и «песни протеста» потеряли актуальность. А дальше все просто: тот, кто был настоящим художником и не мог не писать, так и остался художником. Например, Борис Гребенщиков или Юрий Шевчук, чья музыка стала более лиричной, а протест был перенаправлен на собственную персону. Как Сергей Довлатов, который боролся против «зоны в самом себе».

- Попробуй определить свое место в культурном пространстве.

- Сейчас я бы назвал это так - поэзия плюс прогрессив-рок. Раньше мое творчество сводилось преимущественно к акустической записи, а главный упор был сделан на слово. С другой стороны, я всегда пытался уйти от авторской песни, бардовщины, костровщины, песенок типа «Милая моя, солнышко лесное…». От этого дурно попахивает и это ужасно несексуально. Представляешь себе вот таких вот дяденек с тетеньками у костра – и тошно становится!

А вообще - наиболее схожими по жанру мне кажутся Александр Башлачев, Дмитрий Ревякин, Юрий Наумов, Борис Гребенщиков. Еще есть Алекс Поляков. Пожалуй, что это все.

Совсем недавно вышел наш с Алексеем Раценом первый электрический альбом «Метанойя», где музыкальный авангард в купе с арт-роковой составляющей призваны пошатнуть царство российского «говнорока». «Метанойя» - для меня это еще один шаг к постмодерну, где все делается на стыке нескольких жанров. Альбом получился лиричный, не надрывный, здесь можно услышать как балладные элементы, так и классический рок-н-ролл. Мы искали свой стиль, и, в конце концов, в результате экспериментов у нас получился узнаваемый общий рисунок.

- В твоем творчестве все-таки есть башлачевский надрыв. При этом мы живем в «антигеройское» время, когда публику невозможно как следует растормошить. Из-за этого обидно?

- Как сказано во «Властелине колец»: «Не мы выбираем времена. Времена выбирают нас». Мы можем только решать, как жить в эти периоды. Родился сейчас – так изволь бултыхаться в некой данности. Сейчас мы достигли апогея антикультуры, когда вся музыка имеется в Интернете, и платить за это не надо. Все, за что каких-нибудь 20 лет назад меломаны отдали бы последние штаны, выложено в открытом доступе. Мир пресыщен информацией, и в то же время наблюдается огромный культурный вакуум, так как многие интересные вещи до людей просто не доходят.

- В твоих стихах всегда прослеживалась значимая религиозная нота. Насколько для твоего творчества важен диалог с православным миром?

- Не думаю, что роль религии в моем творчестве имеет ключевое значение. Сам я подвержен религиозному самоосознанию периодами - иногда отходишь дальше и становишься вроде бы более свободным, более крутым, а потом снова возвращаешься. Важнее другое - для меня это вариант удержания на плаву, шанс остаться в живых. Не могу сказать, что я правильный практикующий православный человек, но я очень хочу им стать. Пока не получается по многим причинам, в том числе, из-за буйной жизни, в которой находится много места алкоголю и другим вещам, слабо сочетающимся с отправлением обрядов.

- Твоя жизнь поделена на две неравные части – приходится не только творить, но и зарабатывать деньги. Хочется бросить офисную работу?

- Конечно, это мешает и раздражает, но, видимо, пока не до такой степени, чтобы навсегда завязать со всем этим. Благодаря работе, я совершаю полезный круговорот «веществ» в природе - деньги, получаемые на работе, тут же вкладываются в творческие проекты. Сегодня качественная запись на студии стоит серьезных денег, так что приходится постоянно инвестировать в себя. Правда, два раза в жизни я все-таки бросал работать и «филонил» примерно по году, но в итоге вынужденно возвращался в систему.

- Читатели и слушатели часто сетуют на то, что в стихах Дмитрия Панова уж слишком много пессимизма. На фоне гламура, цветной рекламы, загорелых девушек и социального оптимизма федеральных телеканалов. Что бы ты им ответил?

- Именно все тобой перечисленное этот пессимизм и внушает. Признаюсь, я почти не встречал людей искусства, которые именно в свой самый «нажористый» творческий период были бы оптимистами. Поэтому я бы назвал свой пессимизм воинствующим. То есть, «когда люди умирают, они поют песни», по Хлебникову. К тому же, для того чтобы справиться с какой-либо проблемой, ее нужно как-то обозвать. В этом смысле каждая песня – это исповедь, материализующая проблему. Да, может быть, это эгоизм – навешивать проблемы на других… С другой стороны, полезно заставлять людей думать, не все же о гламуре да солнышке мечтать!

- Интересуешься ли ты политикой?

- Нет, она проходит мимо. При этом меня абсолютно не устраивает общепринятая правительственная линия, но и оппозиционные штучки, все эти марши несогласных по 200 человек, тоже не сильно привлекают. Да, в оппозиции есть конкретные, уважаемые мною люди, например, актер Алексей Девотченко, музыкант Михаил Борзыкин, но, в общем и целом, протестная деятельность выглядит несерьезно.

- Корпишь ли ты над каждой строчкой, как Пушкин, или твои стихи рождаются вдохновенно и легко, без всякой последующей работы над материалом?

- Как правило, в моем случае, это сочетание неожиданного выплеска эмоций с последующей тщательной работой. В итоге где-то вкладываешь больше сердца, а где-то – больше головы. Но всегда присутствует и то, и другое – иначе что-то где-то будет «провисать» и не будет ощущения гармонии, законченности произведения. Конечно, хочется взять и написать что-то с бодуна за пять минут, а потом говорить - вот, блин, гениальная шкура!... Но на деле все не так.

- Каковы твои ближайшие творческие планы?

- Как я уже говорил, недавно вышел мой диск «Метанойя». Это большая работа, проделанная вместе с продюсером и коллегой Алексеем Раценом – он делал запись, сведение, аранжировки, наиграл живые барабаны. В записи приняли участие мои друзья-музыканты - Олег Коява, Михаил Владимиров, замечательная скрипачка Мария Григорьева, на флейте сыграл Петр Томсон. Также хочу сказать спасибо Юрию Бирюкову за рок-н-ролльное фоно и Евгении Рацен – за великолепный бэк-вокал в нашем «готическом» треке «Лигейя и Береника».

Сейчас мы начали делать следующий альбом с рабочим названием «Гомункул», для которого уже набросаны вчерне 15 произведений. Думаю, что стилистически он будет еще более четким и цельным. Мы хотим записать интересную, самобытную музыку, как всегда – с авангардно-поэтическими вкраплениями. Надеюсь, проект будет реализован уже в ближайшем будущем.

Беседовал Филипп Мостоцкий, фото из архива Дмитрия Панова

Из творчества Дмитрия Панова

День Шерсти

Сочные жабры бабьи.
Точные вирши рабьи.
Как на последнем вздохе,
Чуют День Шерсти блохи.

Лепят из снов да хлеба
Мусоропровод в небо.
Топливом потных суток
Поят газетных уток.

Стоящее – нестойко.
Вот и попробуй – спой-ка!..
Прежде могилы новой
Да чешуи еловой –

Жадно глотнуть направо,
Не расплескав азарта...
Ты – как картинка-ава,
Я – рана авангарда.

По бытию – микробом –
Вынести эту лёгкость…
Неба ли я мокрота?
Или у новых блох гость?

Смерить успеть до смерти
Вновь приходили черти.
Сдал их молве безмудой
Вместе с пустой посудой.

Вслед за говном вагонов –
Оттепель новых звонов.
Конница цепких вёсен
Между Господних дёсен.

Перемирившись с бредом,
С герпесом, с винегретом,
Чуют День Шерсти блохи.
Копят гнилые бздёхи.

Жирные рёбра рыбьи.
Синие вопли выпьи.
Точные вирши рабьи.
Сочные жабры жабьи.

15.09.09

Метанойя

Выстелить плечи цветами мая
Думал, ключами звеня-играя.
Ягодой греть глаз твоих лукошко,
Жажду мешая похмельной ложкой,

Жадной охапкой сгрести застолье,
Выменять воды на богомолье,
В милость елея гортань лелея…
Не поборол ветрогон Борея,

Густо споткнулся о неотпетых,
Пузом полёг, как и те, - в поэтах.
Выжал до изнури тела губку,
Не изменяя ни тьме, ни кубку.

Не потакая ни дну, ни веку,
Радугу плёл через сердца реку.
Вечность измаяв в сожжённом храме,
Тлен перемерив в погостной яме.

Вымолив тихо у неба крышу,
Кинулся дуть, где хоть что-то дышит,
Слышит, шуршит, расчехляет поры,
Чистит от мнений помёта норы.

Выхлебав хляби спиртной цистерну,
Глаз твоих высосав всю инферну,
Сдал спецодежду мой искуситель,
Скинул крыла трубочист-хранитель.

Не приманив козырей за ворот,
Чахлой чахоткой стыл горе-город.
Я уходил от наветов прежних,
Запеленавшись в слова нездешних...

30.01.09

Время Стареет

Дни воскресений в разнос сочтены.
В зенках плывут виртуальные сны.
Льдами придавлена солнца ладья.
Время стареет быстрее, чем я.

Лижет промоины чахлая тень.
Тешит покоем родительский день.
Без рукавиц – в пересуд воронья.
Время стареет быстрее, чем я.

Лица лелеют сомнений часы.
Помнят карнизы оргазмы грозы.
Время ровняет кривые края,
Время стареет быстрее, чем я.

Раз оступившимся – душный уют.
Песней пролившимся - марля и жгут.
Дряхлые сплетни. Гнилая скамья.
Время стареет быстрее, чем я.

Позатыкали портянками течь.
Позолотили канонами речь.
Кем залитована радость моя?
Время стареет быстрее, чем я.

07.11.08

О проекте:

«Росбалт» реализует новый проект — «Петербургский авангард. TOP-20». В его рамках издание рассказывает о молодых и перспективных людях, которые поднимают на новый уровень культуру северной столицы. В конце года будет составлена «двадцатка лучших».

В ходе проекта «Петербургский авангард. TOP-20» планируется серия публикаций и круглых столов в ИА «Росбалт» с молодыми (по биологическому и душевному возрасту) деятелями культуры: писателями, музыкантами, актерами, дизайнерами, фотографами, библиотекарями, лидерами Интернет-сообществ и т.д. «Росбалт» хочет побеседовать с ними о будущем Петербурга, о формировании нового, современного образа северной столицы в мировом информационном пространстве.

«Заявленные в послании президента РФ цели модернизации страны невозможно осуществить без участия молодого поколения, которое должно увидеть, что его творческая энергия и новаторские идеи востребованы обществом. А ведь именно в гуманитарной среде формируется идеологическая основа для модернизационного прорыва. Технологии без людей не работают. А людям нужна цель и мечта», — считают организаторы проекта.

В завершении проекта планируется выбрать 20 молодых специалистов, реализующих в Петербурге интересные общественные и культурные проекты. Финалом проекта станет его презентация: современная мультимедийная выставка и встреча с петербургской молодежью.