«Учитель приходит тогда, когда готов ученик»

Вера Федорова начала заниматься живописью в 1986 году. Закончила ЛГУ по специальности история искусства. Ее самобытный стиль сочетает в себе глубокое понимание композиционных построений и спонтанность, рожденную порывом вдохновения. О годах своего творческого становления, художественной атмосфере Петербурга 90-х годов и о том, как сложилась ее собственная живописная манера, Вера Федорова рассказала в интервью обозревателю «Росбалта».

— Вы интересовались искусством, однако учились в Политехническом университете на физико-механическом факультете. В какой момент вы почувствовали потребность в творчестве и осознали необходимость что-то изменить?

— В Политехе оказалось очень много творческих людей, они пели, писали стихи и музыку, занимались театром. Летом студенческие строительные отряды отправлялись во многие регионы нашей страны. Одним из самых ярких выражений творчества и креативности были агитбригады строительных отрядов.

Я попала в стройотряд, который отличался особым интересом к театру. Агитбригада каждое его выступление старалась превратить в театральное действо: сочиняли тексты, песни, стихи, каждый был актер, режиссер, сочинитель, певец. Выступления не были краткими традиционными скетчами на темы студенческой жизни, в них авторы пытались затрагивать самые глубокие темы. Молодые люди интересовались философией и современным европейским театральным искусством, драматургией.

Так, случайно оказавшись в этом кругу, я окунулась в пучину творческой жизни. Заинтересовавшись театром, я поняла, что могу жить совсем иначе. И это изменило мою жизнь.

— Были ли важные встречи, которые помогли в поисках способов самовыражения и как они повлияли на вас?

— Осознав необходимость творческого развития по совсем иному сценарию, надо было найти путь, которому следовать. Учитель приходит тогда, когда готов ученик.

Сначала меня поддержала Татьяна Герасимова, художница, принимавшая активное участие в оформлении театрального представления в весеннем фестивале студенческих строительных отрядов «Любовь к трем апельсинам». Она закончила Мухинское училище, где познакомилась с Александром Кондратьевым и Александром Некрасовым. Татьяна привела меня сначала в художественную мастерскую к Александру Некрасову в Пушкине, а затем в НЧ-ВЧ к Александру Кондратьеву.

Пробуя себя в живописи, делая первые шаги, я не понимала, что писать и как. В мастерской Александра Кондратьева я почувствовала внутреннюю свободу и способность выразить ее…

Живопись моя тогда была достаточно мрачной и темной, она отражала мироощущение, мое личное, и, возможно, веяния времени; сказывались мои пристрастия в литературе и искусстве: я зачитывалась Достоевским, писателями-экзистенциалистами, интересовалась театром абсурда, творчеством Жоржа Руо, философией и т. д.

— Ваше становление как художника происходило в очень неспокойное время перемен. 90-е большинство ощущали как мрачный период истории. Как эти годы воспринимались вами?

— Девяностые стали очень важным временем в моей жизни и моем развитии как художника. В эти годы живописцы стали выходить из подполья. Художники совершенно разных направлений получили наконец возможность выставляться. Организовывались Биеннале современного искусства, на которых рядом можно было увидеть реалистов, примитивистов, фовистов, экспрессионистов, абстракционистов — художников абсолютно разного толка. Не было еще ощущения всеобщего бизнеса и коммерции — только ощущение неизвестной свободы.

Причем это было время нищеты: тогда не было даже обычных красок, вообще ничего, а если в художественных магазинах что-то появлялось, моментально все исчезало. Мы писали эскизными красками, продававшимися большими банками. Никто не знал про акрил, работали маслом, холсты делались из мешковины.

В 90-е авангардная живопись 20-х и 30-х годов, на долгое время загнанная в подполье, начала выставляться, и в Русском Музее можно было увидеть работы Филонова, Малевича, Кандинского и многих других. Их искусство изучалось, проводились конференции.

— Примерно в это же время вы получили искусствоведческое образование. Помогло ли знание истории искусств вашим поискам, и как сочеталась для вас теория и практика?

— Обучение по специальности «История искусств» в ЛГУ, куда я поступила почти случайно, стало важным этапом в моей жизни. Первые три года обучения в университете я занималась древнерусским искусством. Темой моей работы были три иконы «Сошествие во ад» из коллекции Русского Музея. Я ее выбрала с помощью моего научного руководителя, Валентина Александровича Булкина, научившего меня глубокому и трепетному отношению к историческому материалу, пониманию необходимости самого подробного прорабатывания литературы и исторических источников. К изучению иконописи меня подтолкнули поиски художников группы «Кочевье», рядом с которыми я работала. Они исследовали работы мастеров прошлого, композиционные построения, формировавшиеся в течение веков и, в частности, иконы.

Ценность, глубина, конструктивность иконописи заново были осознаны в то время. Русская живопись разных эпох, прежде почти забытая, находила своих почитателей. Как известно, в основе композиционного построения иконы — канон, который со временем менялся и совершенствовался. И канон этот, даже в самые древние века, был знаком всем, и самым простым людям. Человек приходил в церковь и «считывал» код, заложенный в иконе, если можно так сказать. Иконопись интересна тем, что дает путь, понимание и возможность постичь божественное. Канон, как архетип, при всех его рамках и ограничениях дарит свободу, ощущение проникновения в непостижимое.

Впоследствии я занялась изучением западноевропейского искусства под руководством Ивана Дмитриевича Чечота. Он поразил меня глубоким и всесторонним рассмотрением произведений искусства как явления культуры, обусловленного как личными особенностями художника, его жизнью и мировоззрением, так и общими тенденциями, и этапами в развитии культуры. Его лекции были интересны и переворачивали мое понимание искусства, поражали оригинальностью мыслей и структурностью построений. И сейчас стараюсь посещать его лекции, потому что они всегда касаются какого-то интересного явления, дают новое понимание, взгляд как на феномен в контексте мировой культуры.

— Начиная с середины 90-х годов у вас был долгий перерыв в работе. Что послужило импульсом к творчеству?

— Активная творческая деятельность продлилась примерно до середины 90-х годов, а затем по ряду причин наступил перерыв. Постепенно я удалилась от живописи и перестала ею заниматься. Это был период, когда я не знала, зачем писать. Что я могу сказать миру?.. Но в 2010-х годах я постепенно стала возвращаться в искусство, мои работы раннего периода выставлялись в Галерее книги и графики, в Константиновском дворце — на выставках арт-группы «Кочевье».

Очередным импульсом стала совместная поездка с художницей Светланой Зеленой в Сербию, к Любише Вечански, этнографу, ценителю живописи, который приглашает художников из разных стран в свой дом в Панчево, на пленэры. Он по-доброму каждый день настоятельно пытался настраивать нас на живопись, и искренне расстраивался, если, по его мнению, работа не была плодотворной. Он старался помогать нам в том, чтобы нас не беспокоили никакие заботы, связанные с бытом, а все время мы могли посвятить живописи. С этого времени можно, наверное, говорить о новом этапе в моем творчестве.

— Почувствовали ли вы после возвращения к творчеству, что пришли к своей собственной живописной манере?

— В это время у меня сложилась манера, отличная от той, что была в 90-х годах. Мой новый стиль — более спонтанный. Конечно, я думаю о конструкции, о композиции, но теперь все это является не столь основополагающим, как раньше. Кроме того, моя живопись стала светлее. Некоторые работы возникают странно: я лишь реализую потребность написать на определенную тему, так или иначе затронувшую меня.

Беседовал Юрий Екимов

«Росбалт» представляет проект «Новые передвижники», знакомящий петербуржцев с ключевыми событиями и именами в художественной жизни культурной столицы.